Семён Цвигун - Мы вернёмся (Фронт без флангов)

– Войдите, – разрешил фон Хорн. Дверь открылась. Унтер-офицер, виновато улыбаясь, вручил генералу голубой конверт со словами:

– Вам письмо из Берлина. – Увидел сидевшего тут же майора Крюге, добавил: – Вам тоже есть.

Из полевой сумки унтер-офицер вынул такой же конверт, передал Крюге.

– Приятный сюрприз, – буркнул генерал.

– Письма всегда получать приятно, – согласился Крюге.

Фон Хорн поправил пенсне и, не торопясь, желая продлить то особое состояние, которое наступает в предвкушении удовольствия, вскрыл конверт.

Сначала он очень удивился. Эльза не баловала его ласками, тем более в письмах, да еще в восторженном, приподнятом тоне. Он не верил своим глазам. Что случилось с его женой? Дальше пошли вообще непонятные вещи. Какие-то туманные намеки…

Фон Хорн посмотрел на подпись. И почерк и подпись Эльзы. Он вернулся к началу письма. Ах, вон оно что! В обращении стояло не его имя, а Крюге!

Крюге, вскрыв письмо, адресованное ему, похолодел. Он сразу понял, что произошло. Эльза перепутала конверты, вкладывая в них письма. Он замер, лихорадочно ища выхода. Сейчас генерал наконец поймет, что он читает, и…

Фон Хорн спокойно отложил в сторону письмо. Вставил монокль, пристально посмотрел на Крюге. Тот делал вид, что читает письмо.

– Встать! – закричал генерал.

Крюге вскочил.

– Я не требую у вас, майор, объяснений. Я полагал, что вы отлично должны понимать свое место в жизни и трезво оценивать свое положение. В таких вещах всякие объяснения нетерпимы. Серьезный человек делает такие вещи, когда уверен, что о них никто и никогда не узнает. Я не намерен объяснять вам, майор, что от вас требует офицерская честь. Вы свободны!

Фон Хорн брезгливо поморщился.

– Выйдите из купе!

Крюге вышел в коридор. За окном пролегала заснеженная равнина. Чернели на снегу ометы соломы.

"Выходит, что генерал все знал, – лихорадочно раздумывал Крюге. – Все знал и молчал? Требовал соблюдения приличий? Выходит, он как бы нанял меня для своей молодой жены? А что же теперь? Генерал хочет, чтобы я застрелился. Нет! Из-за этого я не застрелюсь!"

Крюге сделал шаг по коридору, за его спиной открылась дверь купе. Крюге оглянулся. Последнее, что он увидел, была вспышка выстрела.

На выстрел прибежали унтер-офицер и два солдата.

Фон Хорн коротко приказал:

– Выбросить эту падаль! Майор Крюге покончил самоубийством.

Перед рассветом отряд Млынского неслышно вошел с трех сторон в небольшой районный городок. По сведениям разведчиков, в городке размещались комендатура, жандармская рота и несколько мелких подразделений, охранявших военные склады с боеприпасами и продовольствием. Бойцы, возглавляемые политруком Алиевым, бесшумно сняли часовых у здания комендатуры, осторожно вошли в помещение. Офицеры комендатуры спали. Пришлось разбудить:

– Хенде хох!

Одни тревожно спрашивали: "Что случилось?" – и, увидев вооруженных красноармейцев, тут же в постели поднимали руки, другие ругались, что им мешают спать, но, открыв глаза, торопливо вскакивали с задранными руками. Молодой офицер, совсем мальчишка, упав с кровати, испуганно закричал:

– А-а-а!..

На крик из соседней комнаты вышел пузатый коротыш в нижнем белье.

– Безобразие, господа!..

Кинулся было назад, в свою комнату, но Алиев преградил ему путь.

Выяснилось, что коротыш – сам комендант.

– Извините, господин комендант, что не предупредили о раннем визите, – сказал Алиев. Бондареико перевел.

Бойцы вдруг расхохотались: комендант так тужился как можно выше вскинуть руки, что на кальсонах лопнула пуговица, обнажились кривые волосатые ноги.

– Вот мерзость! – сплюнул Алиев и приказал: – Убрать в подвал эту обезьяну и остальных.

В подвале, где содержались заключенные, завязалась схватка с жандармами. Пришлось забросать их гранатами.

Красноармейцы сбили замки на дверях камер.

– Выходите, товарищи! Вы свободны!

Кое-кого пришлось выносить на руках. С трудом передвигались и те, кто самостоятельно поднялся с цементного пола. Лишь немногие вышли навстречу красноармейцам, радуясь и удивляясь, как они могли оказаться в гитлеровском тылу, далеко за линией фронта. Среди них был широкоплечий молодой красноармеец. Сзади на гимнастерке была выписана черной краской большая цифра "1". Увидев коменданта, он расстегнул гимнастерку.

– Смотрите, товарищи! Это он мучил меня!

На груди парня краснела выжженная каленым железом пятиконечная звезда.

Освобожденные молча плотным кольцом окружили коменданта. Раздались выкрики: "Смерть фашисту!", "Прикончить его!.." Комендант, обращаясь к Алиеву, закричал на ломаном русском языке:

– Пощадите! Я ведь только выполнял приказ! Клянусь мундиром немецкого офицера!

К коменданту пробился пожилой красноармеец. Скинул гимнастерку. На спине несколько широких кровавых полос.

– А это кто кожу вырезал? Отвечай, гад!..

– Разойдись! – строго потребовал Алиев. – Мы его по советским законам судить будем. Можете не сомневаться, получит сполна, что заслужил.

Люди расходились неохотно. Некоторые выкрикивали, что карателя стоило бы расстрелять тут же, в присутствии тех, над кем он так садистски издевался.

Жандармская рота и подразделения, охранявшие военные склады, оказали упорное сопротивление и были уничтожены. В бою погибло больше двадцати бойцов отряда. Тяжело ранен был лейтенант Кирсанов.

– Я – что, – с трудом говорил он, прижав кровоточащую рану на животе. – Я остался живой, а вот ребят жалко: молодые, им бы жить и жить…

Тем временем рота под командованием капитана Серегина и усиленная минометчиками перекрыла дороги из города. Бойцы вылавливали офицеров и солдат, пытавшихся спастись бегством. Кое-кто успел переодеться в штатское, но хитрость не удалась.

Когда местные жители узнали, что их городок захватили красноармейцы, они повалили на центральную площадь. Над зданием комендатуры трепетало красное знамя. Люди по братски, со слезами на глазах обнимали бойцов и командиров, рассказывали о зверствах фашистских оккупантов, расспрашивали о Красной Армии. И обязательно о своих близких и родных, ушедших на войну или в лес к партизанам.

Когда операция по освобождению райцентра была завершена, Млынский приказал открыть склады, взять из них для отряда оружие, боеприпасы и продовольствие. Все, что останется, раздать населению.

Жители с радостью разбирали продовольствие. Многие находили на складах свои вещи, конфискованные немцами. Несколько десятков горожан тут же вооружились немецкими автоматами, заполнили патронами сумки для противогазов и вступили в отряд.

– Хватит с нас, помучились, – говорили они, – пора и немцу счет предъявить!