Николай Леонов - Вариант Омега (=Операция Викинг)

А теперь эта карта. Капитан не пытался больше агитировать Шлоссера. Шлоссера не покидало чувство, что русский хладнокровно и последовательно его изучает. Разглядывает. Как вот эту карту. Исследует слабые и сильные стороны, понимая сегодняшние трудности, не сомневается в конечной победе.

— Долго. — Скорин вздохнул. — Как сказала одна русская женщина, всех на танки не пересажаешь. Пешком идти надо. — Он провел рукой от линии фронта до Берлина. — Сколько людей погибнет, барон!

Шлоссер пожал плечами: он никогда не думал над этим.

— Даже не задумывались? Зря. — Скорин увидел на пороге комнаты Лоту. Шлоссер, продолжал стоять лицом к карте, не видел девушку. Теперь Скорин говорил больше для Лоты, чем для барона. — Придет время, барон, и вам зададут этот вопрос, не здесь… Может быть, его задаст ваш сын.

Усмешка сошла с лица Шлоссера, он задумчиво теребил ус, пытаясь хотя бы приблизительно представить — действительно, сколько погибнет людей в этой битве? От Скорина не ускользнула задумчивость барона и любопытные глаза Лоты. Момент был благоприятный, Скорин решил не упускать его.

— Парадокс в том, барон, что все известно до конца. Мы разобьем ваши армии. Уничтожим фашизм. Будет суд. Такие, как вы, барон, отойдут в сторону, произнесут традиционные слова: «При чем здесь я? Я солдат! Я выполнял приказы».

Шлоссер деланно рассмеялся, повернувшись, увидел Лоту, зло посмотрел на Скорина.

— Вернитесь на грешную землю. Вам пора на прогулку, капитан. Насмешливо-презрительный тон Шлоссера должен указать Скорину его место.

Фрегатен-капитан Целлариус понимал, что Шлоссер прав, — серьезная дезинформация может быть передана только со ссылкой на очень солидный источник. Такового у русского разведчика пока нет. Необходимо принять срочные меры. И Целлариус вновь вылетел в Берлин…

Адмирал одобрил кандидатуру, предложенную Шлоссером, — полковник генштаба Редлих имеет доступ к секретнейшей информации и не имеет серьезных покровителей. Последний фактор играет решающую роль. Через два дня Целлариус и несколько растерянный внезапной и не очень обоснованной командировкой полковник Редлих прилетели в Таллинн. Прямо с аэродрома они приехали в абверштелле, где их ждал Шлоссер.

После традиционных приветствий, рюмок коньяка и расспросов о здоровье семьи простодушный полковник, расчувствовавшись, выложил на стол объемистую пачку семейных фотографий. Шлоссер вежливо кивал, выслушивая пояснения к многочисленным снимкам. Слава богу, Редлих был крайне болтлив, барону не приходилось напрягаться, чтобы поддерживать разговор. Наконец дошли до последней, видимо, самой дорогой полковнику фотографии: две девочки лет пяти-шести, в центре мальчик постарше, держащий их за руки.

— Очаровательно! — облегченно вздохнул Шлоссер.

— Вы понимаете, барон, как мне не хотелось их оставлять. Редлих, толстый, рыжий, военный мундир сидел на нем мешковато, любовно посмотрев на фото, спрятал его в бумажник.

Целлариус сидел на диване и с легкой улыбкой следил за Шлоссером и Редлихом.

— Клянусь, барон, я так и не понял, зачем меня послали в Таллинн, — беспечно болтал Редлих, глядя на Шлоссера наивными голубыми глазами. — Я специалист по Японии, кабинетный червь. Фрегатен-капитан, — легкий поклон в сторону Целлариуса, — был очень любезен и обещал помочь с гостиницей. Не поверите, но я летел впервые. Незабываемые впечатления.

— Таллинн — прекрасный город, — сказал Шлоссер.

— Конечно. Отдохните, полковник, — поддержал разговор Целлариус. — Я забронирую вам в гостинице отличный номер…

— Зачем, Александр? — запротестовал Шлоссер. — У меня в Таллинне есть знакомая — очаровательная вдова. Она со своим приятелем занимает целый особняк. Прислуга, домашние обеды и… очаровательная хозяйка.

Мужчины рассмеялись.

Прелестно! Я буду вам очень обязан, барон. Признаться, не люблю гостиниц.

События разворачивались по точно намеченному плану. Вечером, в ожидании ужина, Лота знакомила гостя с предками покойного «мужа».

Она переходила от портрета к портрету. Редлих держал хозяйку под руку, вежливо кивал, больше внимания уделял «очаровательной вдове», чем предкам ее покойного мужа.

Стол поблескивал хрусталем и старинным фарфором, который был специально доставлен из квартиры барона. Шлоссер и Скорин, стоя у горящего камина, тихо беседовали.

— Да поверьте вы наконец капитан, — говорил Шлоссер, — это самый что ни на есть настоящий полковник генштаба. Специалист по Востоку.

— При чем тут Восток? — спросил Скорин.

— Значения не имеет. Кажется, Редлих научная величина и все прочее. Его должны знать в Москве. В гестапо есть данные, что он не симпатизирует фюреру. Он многое знает. Это находка для вас.

— Которую мне подсовывает абвер, — добавил Скорин.

— Таковы условия игры.

— Посмотрим.

Закончив «экскурсию», Лота хлопнула в ладоши.

— Господа, прошу к столу!

Было время ужина, но полковник не ел целый день, и ради гостя Шлоссер распорядился приготовить обед. Скорин обратил внимание, что сегодня обед был выдержан в истинно немецком стиле. На столе не было ни водки, ни коньяка — их пили до обеда, зато пиво, которое Шлоссер не выносил, подали в неограниченном количестве. Видимо, Шлоссер хорошо знал вкусы гостя: Редлих был в восторге и от пива, и от рыбных и мясных салатов. Когда же подали наваристый острый бульон из бычьих хвостов, на лице полковника появилась мечтательная улыбка. Шлоссер не курил, как обычно, ведь немцы должны относиться к еде с благоговением. Ел барон мало, вел тихую неторопливую беседу, вообще походил на благовоспитанного мальчика, стоически выдерживающего скучную церковную службу.

Может быть, Редлих действительно полковник генштаба? Для Скорина к обеду подавали хлеб, сегодня хлеба не было, значит, Шлоссер не хочет, чтобы гость обратил внимание на русские вкусы Пауля Кригера.

Наконец встали из-за стола и перешли в библиотеку, где мужчинам подали кофе и коньяк. Редлих рассыпался в комплиментах, но очень быстро, ловко руководимый опытной рукой Шлоссера, оставил пустую болтовню и заговорил о работе. Шлоссер следил, чтобы рюмка гостя не пустовала. Полковник пил и болтал, явно пытаясь своей откровенностью выразить хозяевам свое полное доверие, тем самым отблагодарив их за гостеприимство.

Через час силы оставили его, он не мог уже ни пить, ни болтать и был передан на попечение слугам. Тяжело отдуваясь, Редлих поднялся по скрипучей лестнице. Рыжий слуга поддерживал его, направляя его движения.

Через минуту Редлих уже надрывно храпел.

Скорин и Шлоссер еще сидели за столом. Лота отошла к открытому окну.

— Действительно, болтун, — сказал Скорин. — Либо блестящий актер.