Василий Быков - Волчья яма

Может, это и неплохо, думал солдат, может, старики дождались своей поры. А вот молодежь... Даже внуки того же Карпа все поразъехались, на хуторе никого не осталось. Чего-то боятся.

Эти и схожие с ними мысли не первый раз вертелись в замороченной голове. Солдат и боялся и успокаивал себя, рассуждая и так и этак. Но как он мог поступить иначе – без документов, без знакомых и денег? Далеко ли уйдешь пешком, а на первой же автобусной станции тебя схватит милиция, которой развелось словно муравьев в лесу. Дома его никто не ждал, мачеха, если бы дозналась о нем, тотчас побежала бы в военкомат или в милицию – только и ждала случая, чтобы засадить его. Друзья? После того, что случилось, какие могли быть друзья?..

Полузаросшей тропинкой в кустарнике солдат прошел вдоль речки, осторожно выглянул из-за куста на берег. Всюду было пусто, да и дымом вроде перестало пахнуть, может, переменился ветер? И он снова повернул от речки под сосны, взобравшись на пригорок, опустился на толстую подушку мха. Было тепло, даже припаривало. Свой замызганный бушлат он никогда не снимал, спал не раздеваясь. Тут на него сразу набросились муравьи, забегали по истертым голенищам сапог, – где-то поблизости, наверно, муравейник, и солдат подумал, что муравьи – точно солдаты в их роте. И гляди, никакая радиация их не берет, приспособились за миллионы лет. Вот если бы так человек! Но человек, пожалуй, так никогда не сможет – не тот организм. Хорошо это или плохо, солдат не знал. Может, и хорошо, думал он, иначе человек может превратиться в муравья. А если не приспособится и отбросит копыта? Вон мамонты не приспособились и все повымерли. Теперь их кости выкапывают из вечной мерзлоты. Может, такая судьба ждет и людей.

Но мамонты не сами себя погубили – их погубило какое-то изменение природных условий. А человек? Сам – себя.

Дал Бог человеку разум – на собственную погибель.

Как только солдат переставал думать про пищу, его сразу одолевала дрема. Однако днем спать он не решался. Хотя тут, в лесу, никого еще не встречал. Сперва это обстоятельство обнадеживало, но потом стало пугать, казалось: напрасно он прибежал сюда. Все-таки люди чувствовали опасность и старались держаться от зоны подальше. Опять же одиночество чем дальше, тем больше угнетало солдата. Порой становилось невтерпеж. Но что делать? Убеждал себя, что иначе нельзя, что очутился он здесь не по своей воле, что лучше быть одному. Но, пожалуй, и одному становилось невозможно – не терпела душа.

Недолго полежав на пригреве, солдат снова учуял дым и не на шутку встревожился. Быстро подхватился и стал пробираться к речке. Показалось, дымом несло оттуда.

Где стежкой, а где напрямик через кустарник солдат выбрался на неширокую прибрежную лужайку, обошел ее краем ольшаника. К речке подступал обрывистый берег с соснами, и он пошел над обрывом, чтобы видеть реку. Еще издали на речном повороте заметил какое-то укрытие в обрыве – темный лаз в землянку – нору, прикрытую сверху палками. На конце одной из них моталась на ветру забытая тряпка, а поодаль, на самом берегу у воды лениво тлел костерок, дым от которого, наверно, и потревожил солдата.

Тут же на берегу он увидел человека.

Это был рослый мужик в распахнутой телогрейке, с шапкой на голове. Взмахнув над собой белым, наверно, самодельным удилищем, он на несколько секунд замер, а затем точным движением выбросил на берег рыбину. Рыба, как показалось издали, была не из мелких, наверно, не какая-нибудь уклейка. В тот момент человек тоже увидел солдата, которому, пожалуй, следовало смываться отсюда, но выуженная из речки рыбина словно загипнотизировала изголодавшегося парня, и он не спеша шел по берегу.

– Здравствуйте...

Рыбак не ответил, но и не наклонился за рыбиной, которая продолжала биться в траве. Вглядываясь в незнакомца, он изучал его, не зная, как отнестись к его появлению здесь.

– Лещ? – спросил солдат, чтобы не молчать.

– Подлещик, – скупо отозвался рыбак и решительно вскинул на гостя обросшее многодневной щетиной лицо. – А ты откуда тут взялся?

– Все оттуда же, – неопределенно ответил солдат и не в лад с прежней опаской беззаботно опустился на траву. Человек еще всматривался в него и спросил:

– А ты это – не из милиции?

– Из армии.

– Демобилизованный?

– Дезертир я, – сказал солдат и съежился. Никогда еще он не произносил этого слова, которое само сорвалось сейчас с языка.

Рыбак искренне удивился:

– Дела! Впервой вижу дезертира...

Он снял с крючка еще трепетавшего в руках подлещика, бросил на траву, где, как заметил солдат, уже лежало несколько ранее выловленных рыбин. Человек разговаривал громко, видно, чтобы показаться суровым, но солдат сразу почувствовал, что характером он вовсе не так строг, как хотел казаться.

– А дайте я, – вдруг попросил солдат, как только рыбак оснастил крючок новым белым червяком. Несколько помедлив, рыбак нерешительно протянул шершавое ореховое удилище.

– На. Коли умеешь.

– Когда-то ловил...

Человек отошел повыше и сел на берегу.

У солдата сразу клюнуло, и еще через две поклевки он выбросил на берег такого же подлещика. Поднявшись, рыбак снял с крючка рыбину, переставил ближе к солдату берестяной кулек с червяками.

За короткое время солдат вытащил еще трех подлещиков, и рыбак оживился:

– Ну, дезертир, оказывается, рыбацкое счастье у тебя! Я тут с утра – и три штуки. А ты за пятнадцать минут – четыре. Ну-ну! Лови больше.

Солдат сам удивился своей удаче. В детстве, случалось, ловил самое, может, большее пять-шесть плотвичек за день, а тут действительно повезло. Минут десять спустя он снял с крючка еще небольшого окунька. Но потом у рыбы, наверно, наступил перерыв, и сколько он ни бросал поплавок в прежнее и в иные места – ничего не взялось.

– Ладно! – сказал рыбак. – Придется эту пожарить.

Солдат невольно проглотил слюну и напомнил:

– А радиация?

– Хрен с ней, с радиацией! Вкусней будет. – Рыбак впервые дружески засмеялся, обнажив щербатую челюсть. Солдат с любопытством разглядывал его густо обросшее лицо, – человек был не стар, хотя и заметно помят жизнью, может, даже болен. Собрав в короткую полу телогрейки улов, он понес его к костерку, дым от которого продолжал тихо куриться над берегом. Солдат побрел следом, чувствуя и свое право на часть их общего улова.

– Спичек нету? – спросил на ходу рыбак.

– Нет.

– Это хуже. У меня тоже кончились. Так что – дуй за дровами.

Рыбак принялся разгребать угли в костерке, а солдат взобрался на невысокий обрыв и пошел в бор. Поблизости сушняка оказалось мало, пришлось пройти дальше, в молодой сосняк. Похоже, он был доволен неожиданной встречей, которая поможет ему утолить многодневный голод.