Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)

Снаряды и мины все чаще и чаще рвались около квартиры, где находились женщины и дети. От взрывов, сотрясавших стены, со звоном вылетали из окон уцелевшие стекла. В комнату вбежал запыхавшийся, с черными подтеками пота на лице пограничник.

— Лейтенант Кижеватов приказал всем срочно перейти отсюда в казарму! — крикнул он с порога.

Оторопевшие женщины с недоумением смотрели на бойца, не понимая распоряжения лейтенанта.

— Ведь застава почти разрушена, здесь безопасней, — обратилась к бойцу Наталья Михайловна.

— Всем немедленно в казарму, — повторил боец и пояснил: — Рядом, за стенкой, склад боеприпасов. Если попадет снаряд, понимаете…

Но как перейти в помещение заставы? Через двор невозможно: осколки мин и снарядов скосят людей. Заставу от квартиры, в которой сбились женщины с детьми, отделяла кирпичная стена. Наталья Михайловна предложила пробить в стене проход. Она передала девочку Кате Кижеватовой, взяла подвернувшийся под руку топор.

Долбили кирпичную стену кто чем мог, обливаясь потом, задыхаясь от пыли. Наконец сделали проход.

На заставе женщин с детьми разместили в полуразрушенном помещении. Окна выбиты, в стенах пробоины, в зияющий пролом в потолке были видны вражеские бомбардировщики, пикирующие на крепость. Слыша свист и вой падающих бомб, люди теснились в уцелевшем углу, подальше от пролома в потолке и пробоин в стенах. И вдруг в этой жуткой, напряженной обстановке в помещении появился знакомый всем заставский повар, с винтовкой за плечами, гранатами на ремне и кастрюлей каши в руках.

— Принимайте, мамаши, кормите детишек, — спокойно сказал он, раздавая ложки.

И так же внезапно исчез. Но его появление с кастрюлей каши, хладнокровный, добродушный тон немного успокоили всех. Матери присели с малышами у кастрюли.

В распахнувшейся двери, в клубах пыли и дыма появился лейтенант Кижеватов. Фуражка сдвинута на затылок, на пыльной повязке, выше бровей, проступали пятна крови. Глаза лихорадочно горели.

— Андрюша, ты ранен! — вскрикнула жена и бросилась к нему.

— Ерунда, чуть царапнуло, не опасно.

Он быстрым взглядом окинул женщин, кормивших детей, на секунду задержался на своих и тут же перевел взгляд на Кантровскую.

— Наталья Михайловна, там раненые, — он показал на дверь, откуда доносился треск стрельбы и грохот взрывов, — им нужна помощь. Прошу вас…

Наталья Михайловна передала дочку женщинам и поспешила за лейтенантом. В разбитом снарядами крыле здания, окутанном пороховым дымом и бурой пылью, пограничники, укрывшись кто за грудами кирпича, кто за выступами разбитых стен, вели огонь по врагу. Треск пулеметных очередей, разрывы гранат и снарядов ошеломили Кантровскую. Она вздрагивала и ежилась при каждом взрыве, втягивала шею и пригибалась при свисте пуль. Кто-то из пограничников подал ей простыню и показал на раненого пулеметчика. Автоматная очередь прошила ему обе ноги. Наталья Михайловна взяла пыльную простыню и остановилась в замешательстве, не решаясь бинтовать раны нестерильным материалом.

— Что же вы стоите? Перевязывайте! — крикнул лейтенант. — Лучших условий не будет.

Бойца после перевязки хотели унести в укрытие для раненых, но он запротестовал:

— Товарищ лейтенант, руки же у меня целы, прикажите — к пулемету.

Его положили к «максиму». Вцепившись в рукоятки, он снова застрочил по врагу.

Едва смолк грохот канонады, как от Тереспольских ворот послышались команды, шум. Наблюдатель, примостившийся на втором этаже за выступом полуразрушенной стены, доложил, что гитлеровцы готовят очередную атаку. Кижеватов направил группу бойцов с гранатами вперед, за развалины здания. Сам лег за станковый пулемет. Когда гитлеровцы с криками «Хайль!» приблизились, пограничники встретили их длинными пулеметными очередями и прицельной ружейной стрельбой.

Попав под губительный огонь, фашисты заметались, ища укрытия, бросились к развалинам, но их забросали гранатами пограничники из засады. Кижеватов вскочил на груду кирпичей, взмахнул над головой пистолетом:

— За мной!

Разноголосое грозное «Ура!» прокатилось над развалинами заставы. Пограничники рванулись вперед за своим командиром в штыковую. Их контратаку поддержала группа бойцов 333-го стрелкового полка, ударившая фашистам во фланг. Гитлеровцы повернули вспять к Тереспольским воротам. Немногим из них удалось тогда уйти от сокрушительного штыкового удара.

Пограничники вернулись на развалины своей заставы. Некоторые от усталости валились на груды битого кирпича. Женщины подавали им кружки с водой, полотенца, чтобы вытереть мокрые от пота лица, подносили хлеб, консервы. Наталья Михайловна спешила до очередной атаки фашистов перевязать раненых.

Из-за Тереспольских ворот долетал скрипучий металлический голос. Из репродуктора на ломаном русском языке слышался ультиматум немецкого командования, защитникам крепости предлагалось немедленно сдаться. «На размышление — полчаса. Жизнь или смерть!» — предупреждали фашисты.

Наталья Михайловна видела, как на опаленном, потемневшем лице Кижеватова гневной яростью вспыхнули глаза.

— Бандиты! Мы еще покажем им, кому жизнь, а кому смерть! — гневно сказал он.

Из репродуктора доносилось монотонное тиканье часов, отсчитывавших время. Тот же хриплый, дребезжащий голос предупреждал: «Осталось двадцать минут… Десять…» Пограничники стали готовиться к отражению новой атаки. Два бойца пристраивали на выступе разрушенной стены ручной пулемет для стрельбы по самолетам.

Над крепостью появились бомбардировщики с крестами, обрушили десятки бомб. Женщины прижались к уцелевшим стенам, заслонили собой детей.

Кижеватов с тревогой обернулся к ним, крикнул сержанту:

— Женщин с детьми немедленно переправить в подвалы казармы триста тридцать третьего полка, там надежней.

В полутемных подвалах казармы пахло сыростью и плесенью, но женщины облегченно вздохнули: над головой не свистели осколки снарядов и пули. Рядом в отсеке находились раненые, они лежали на холодном цементном полу. Не было бинтов, медикаментов. Женщины рвали на куски простыни, белье, перевязывали раненых.

Вскоре в дверях отсека появился Кижеватов. Левый рукав его гимнастерки разорван, виднелась пропитанная кровью повязка. Кантровская подошла к нему, осторожно взяла за раненую руку, поправила бинт, хотела спросить, не известно ли ему что-либо о муже Сергее — ночью он ушел проверять наряды на границу, — но передумала: если бы знал, сказал бы сам. И заговорила о другом:

— Андрей Митрофанович, переходите сюда, в подвалы, из окон, как из бойниц, можно вести огонь по фашистам.

— Нет, Наталья Михайловна, — покачал головой Кижеватов. — Не можем мы оставить заставу. Фашисты подумают, что уничтожили нас. — Он секунду помолчал, здоровой рукой поправил оттянутый гранатами поясной ремень, сказал твердо: — Пока жив хоть один пограничник, застава будет сражаться.