Мицос Александропулос - Ночи и рассветы

Никто не знал, куда их везут. Ехали они около часу. Когда отодвинули засовы и дверь открылась, Космас увидел, что машина стоит на темной улице у каких-то ворот. Из грузовика всех сразу же загнали в здание.

Здесь их передали в руки жандармов, прогнали поодиночке вдоль узкого полуосвещенного коридора и ввели в какую-то комнату. Там горели две тусклые лампочки. Воздух был спертый, пахло мочой и табаком. В углу лежали четыре человека. Вероятно, они находились здесь уже давно: у каждого был матрац, одеяло, на стене висели полотенца. Кроме Космаса в камеру ввели еще десять человек.

— А, целая партия! — сказал кто-то из старожилов, и все рассмеялись.

— Чтоб не скучно было, господин Андреас, — ответил жандарм, запирая дверь.

Старожилы поднялись с матрацев.

— Ну, что случилось, ребята? Почему пригнали такой оравой?

— Может, есть папиросы? У кого-то нашелся табак.

— Ну, валяйте устраивайтесь и исповедуйтесь. Откуда вас перевели?

— Нас схватили сегодня.

— Садитесь. Сюда. На одеялах вши кишат.

— Куда мы попали?

— Ко вшам в гости.

Дверь отворилась. Вошли два итальянца — офицер и солдат.

Офицер что-то спросил по-итальянски, и солдат перевел его слова жандарму, вошедшему вслед за ними.

— Почему их привели сюда?

— Остальные камеры переполнены, там и ступить-то некуда! — ответил жандарм.

Солдат перевел. Офицер задумался и сделал несколько шагов по камере.

— Кто здесь майор Вардис?

— Я.

Один из старожилов вышел вперед. Это был хорошо сложенный, широкоплечий мужчина среднего роста. Широкий лоб, густые, сросшиеся брови, волосы с легкой проседью.

— Вы знаете, за что попали сюда? — перевел солдат вопрос офицера.

— Понятия не имею. Ломаю себе голову и ничего не могу придумать.

Офицер усмехнулся. Он несколько раз прошелся по камере и снова заговорил:

— Вы обвиняетесь в заговоре против итальянских и немецких оккупационных властей.

— Против двух властей сразу? — переспросил майор и улыбнулся. — Скажите ему, чтобы он получше наводил справки: я пока еще не сошел с ума.

Солдат перевел.

— Что это значит? — недоуменно спросил офицер.

— Это значит, — ответил майор, — что я еще в своем уме и никогда бы не пошел на то, в чем меня обвиняют. В данных условиях это было бы безумием. Какой уж тут заговор, когда народ умирает от голода и войска стран оси продвигаются на всех фронтах!

— Значит, если бы страны оси не одерживали побед, вы могли бы принять участие в заговоре?

— Что было бы тогда, я не знаю. Во всяком случае, в подобном обвинении был бы еще какой-то смысл.

— И тем не менее вам предъявляется такое обвинение! — сказал офицер.

— Меня это не удивляет. Доносчики водятся в любой стране. Есть они и у нас. И они клевещут на честных граждан, чтобы выслужиться перед оккупационными властями. То же самое они делали при диктатуре.

— Почему вы не участвовали в войне?

— Меня не призвали. Если бы призвали, я выполнил бы свой долг. В те времена я был в немилости у диктатуры.

— Вы коммунист?

— Ненавижу любой тиранический режим.

— Но короля вы тоже ненавидите?

— Да, ненавижу. Я демократ, и мне ненавистна любая тирания — и правых, и левых.

— Господин Вардис, не согласитесь ли вы сотрудничать с нами?

Майор засмеялся.

— Ну, сами посудите, какое может быть сотрудничество между победителями и побежденными? Вы — оккупанты, мы — рабы. Сотрудничество предполагает равенство. Равенства нет, — значит, не может быть и сотрудничества. Любое сотрудничество с победителями было бы предательством.

Итальянский офицер выслушал это и улыбнулся.

— Хорошо! — сказал он и повернулся к офицеру жандармерии: — Остальных нужно убрать отсюда!

— Куда же их девать? Все камеры переполнены. Мы заняли даже кабинеты.

Итальянец подумал, но пришел к тому же решению.

— Здесь им нельзя оставаться! — переводил солдат. — О чем вы думали, когда принимали их?

— Хорошо, я отошлю их обратно.

— Если вам некуда их перевести, отправляйте обратно.

Арестованных снова вывели в коридор. Офицер приставил к ним двух жандармов, а сам последовал за итальянцами. Вскоре он вернулся с полицейским.

— Этих заберите обратно, — сказал он. — И куда их везти?

— Куда хотите. В участок, в управление — не знаю. Я их принять не могу.

— Ладно, — ответил полицейский. — У нас остался один грузовик. Я отвезу их в участок.

— Делай как знаешь. Ты один?

— Нас двое.

— Ну, валяйте.

— Пошли, ребята!

Их снова заперли в грузовике.

Когда машина двинулась, двое или трое затянули песню. Но никто их не поддержал. Все были измотаны. Космас тоже лежал в полном изнеможении. Автомобильная качка усыпила его.

Машина резко затормозила, и арестованные повалились друг на друга. Несколько минут они не двигались с места. Все молчали.

Потом дверь открылась.

— Эй вы, герои! — крикнул кто-то снаружи, и в дверь просунулись головы двух полицейских.

На улице было темно.

— Эй, вы! Живы? Вставайте скорее!

— Куда теперь? — спросил кто-то. — Что вы нас возите взад-вперед? Это вам не цирк.

— Ну вот, послушайте меня, — сказал полицейский. — Получилось так, что вы лишние. Никто вас не считал, никто вас не принимал. Чтобы духу вашего здесь не было!

Никто не тронулся с места.

— Да вы что, оглохли?

— Брось ты эти штучки! — ответили ему из глубины грузовика. — Что мы, в прятки играем?

— Давайте скорее, пока есть время! — опять крикнул полицейский. — Мы не обманываем вас, честное слово!

Парень, стоявший у самого края, спрыгнул и побежал. За ним прыгнул второй…

В тот момент, когда прыгал Космас, полицейский зажег спичку и осветил грузовик.

— Все? — спросил он.

Космас бросился бежать.

— Эй, ты! — вдруг услышал он окрик за своей спиной. — Да стой же… Космас!

Космас остановился. К нему бежал полицейский.

— Космас! Это ты? Да отвечай же!

— Я.

— Ты что, не узнал меня? Я Феодосис!

— Феодосис?

— Да, да! Сын твоей учительницы…

— Госпожи Евтихии? Феодосис?

Полицейский обнял его.

— Какими судьбами? — спросил он. — Как ты впутался в эту историю?

— Да и ты, посмотрю, запутался не меньше меня. А я совсем про тебя забыл, хоть мне и говорила твоя мать…

— Знаю. Вы встретились на контроле в Коринфе. Она мне писала.

— Феодору! — крикнул из темноты его товарищ. — Брось ты, наконец, своего земляка, мы опаздываем!

— Ты поезжай, — ответил Феодосис, — я пойду пешком. Разве можно бросать земляков?

Грузовик тронулся и с грохотом исчез в темноте.