Виктор Карпенко - Узники крепости Бадабера

— А ну, парни, пошумим немного, чтобы Андрею с афганцами легче было выбираться из этого котла. Да и господину Раббани на нервах поиграем, немало он над нами измывался, теперь наш черед.

Почти два десятка стволов вспороли ночную тишину. Заметались лучи прожекторов, загремели ответные выстрелы. Моджахеды и пакистанские солдаты, думая, что русские пошли на прорыв, обрушили на крепость шквал огня. А бывшие узники Бадабера в это время, оставив на вышках дозорных, спокойно ужинали в одном из складов.

За ночь никто не сомкнул глаз, каждый думал о своем, самом-са- мом… о доме, о матери, жене. Сергей силился представить свою дочь, какой она стала за эти годы, но так и не смог. Слишком много глаза его видели горя, крови, слишком долго перед ними стоял серый цвет дувалов, построек, стен камер, что иные цвета не воспринимались и не воспроизводились. Он прекрасно понимал, что долго восставшим не выстоять, но все-таки надежда, слабая, надежда на чудо теплилась у него в груди и эту каплю надежды он старался поделить среди оставшихся с ним товарищей.

Забрезжил рассвет.

Сергей в последний раз решил обойти всех ребят, ободрить, проверить нет ли прорех в организованной им круговой обороне.

— Скоро начнут. Ну, как ты тут, — склонился Сергей над Виктором, лежащим на спине и устремившим взгляд вверх.

Тот, не меняя позы, спокойным, сиплым от бессонно проведенной ночи и свежести воздуха голосом, ответил:

— Все в норме, командир. Мои афганцы спят, а я не могу. Лежу и вспоминаю. Всю жизнь свою переворошил и вот что хочу сказать тебе: плохо мы жили. Все как-то не так. Мелко, что ли? Жил, учился, два года работал…, по улицам шатался с парнями в поисках приключений, морды бил, мне били, девчат зажимал на «гульках», и считал что так и должно быть! Потому что окружавшие меня так жили. Был, правда, среди нас один «шизик», серьезный такой, водку на дух не принимал, английский язык учил и говорил, что будет читать Шекспира в оригинале. У него-то хотя бы цель была, а мы чего жизни своей бестолковой радовались?! — вздохнул Виктор.

— Чего это тебя сегодня на философию потянуло? — улыбнулся Сергей.

— Не сегодня, — так же медленно, весомо произнес Виктор. — Давно об этом думаю. Как попал сюда, — уточнил он. — А сегодня еще раз перешерстил жизнь свою прожитую и самое значительное в ней — это день сегодняшний. Потому что он, этот день, один — и последний!

Поразившись мрачности мыслей товарища, Сергей поспешил его приободрить:

— Не раскисай ты, Витюха, у тебя еще будет время все изменить в своей жизни. Дай вот только нам отсюда выбраться.

Виктор улыбнулся и, переведя взгляд на Сергея, насмешливо прогудел:

— Брось, командир, мне эти сказки о светлом будущем петь. Наше будущее зависит от нас. Сколько времени продержимся, то и наше. А так, спасибо тебе за все.

Виктор медленно поднялся, одернул рубаху и жестко, по-мужски обнял старшего товарища.

— И не беспокойся ты, у нас все здесь как надо, — кивнул он на установленный невдалеке миномет.

Когда Сергей обошел всех парней, сомнений не оставалось: стоять будут насмерть. И на один только вопрос он не получил ответа: почему осталось девять афганских ребят? Что руководило ими? Ведь они могли уйти и спастись? Но они предпочли разделить судьбу с шурави.

Раббани не сомкнул глаз. Он с нетерпением ждал рассвета, чтобы покончить с восставшими. Атака была тщательно спланирована, солдаты пакистанских Вооруженных Сил и курсанты были расставлены по местам и ждали только команды.

Доктор теологии с нетерпением поглядывал на сереющий небосклон.

"Скорее бы уж покончить с шурави.

Ему только что позвонили из штаб-квартиры и предупредили, что весть о событиях в Бадабера докатилась до Исламабада. Там недовольны деятельностью Раббани. Его предупредили, чтобы ни в коем случае информация о "бунте пленных" не просочилась в печать. Представители левой газеты «Муслим» и пешеварского журнала «Сафир» находились в это время в Пешеваре и могли пронюхать о событиях в Бадабера.

"Что же делать? Как выманить их из крепости, от складов с оружием?" — размышлял Раббани, расхаживая между прибывшими из Пешевара машинами с артиллерийскими установками.

Увидев проходившего мимо майора Кудратуллу, он приказал:

— Найдите мне мегафон. Я сам хочу обратиться к этим коварным шурави. И отыщите Варсана, он будет переводить.

Как только зарозовели краешки облаков, медленно плывущих в сторону Хайбера, тишину над крепостью нарушил хриплый голос, несущийся из мегафона:

— Эй, хэлло, русские парни, к вам обращается господин Раббани, — и через минуту этот же голос продолжил: — Абдул Рахман, я, Бархануддин Раббани, обращаюсь к тебе. Я знаю, что это ты замыслил и осуществил бунт, ты руководишь всеми, к тебе и мои слова. Подумай, Абдул Рахман, ты не сможешь пробиться из крепости силой, моей команды ждут пять сотен солдат, на крепость наведены стволы пушек, ждут сигнала боевые вертолеты. Но я не хочу крови. Выйди из крепости со своими «шурави» и сложи оружие. Я гарантирую жизнь и выезд в любую страну. Я, Бархануддин Раббани, клянусь Аллахом, что выполню свое обещание.

Мегафон смолк. Раббани ждал.

У Сергея страшно болела голова и потому он попросил ответить доктору теологии Анатолия.

Тот, сложив руки рупором, крикнул:

— Раббани, чертово отродье, ты скажи, как обстоит дело с представителями советского и афганского посольств? Что-то не видно их с утра пораньше?

— Пакистан прервал дипломатические отношения и с русскими, и с афганцами, — донеслось из-за стены.

— Врет, конечно, — усмехнулся Сергей. — Ну ничего, ты у них. насчет ООН спроси.

Анатолий понимающе кивнул и прокричал:

— О сдаче оружия мь будем вести переговоры только в присутствии представителя Организации Объединенных Наций и "Красного Креста". Слышишь, Раббани, только тогда.

Ответа не последовало, а через полчаса пакистанские солдаты и моджахеды пошли в атаку.

Андрей, оказавшись с Зариной за пределами крепости, понял, что им далеко не уйти. Девушка была очень слаба. И тогда Андрей решил довериться двум афганским парням, которые заверили, что найдут им укрытие на несколько дней здесь, в лагере беженцев, и не обманули.

Хозяевами, рискнувшими дать им убежище, оказалась молодая пара из провинции Пактия. Фалма, так звали молодую женщину, тут же принялась хлопотать возле Зарины. Она обмыла ей раны, смазала бараньим жиром и уложила в свою постель, а ее муж, Рахим, быстроглазый, смуглый юноша, хромой на левую ногу, и по-видимому, только потому еще не втянутый в кровавый водоворот афганских событий, тут же, при колеблющемся свете светильника, принялся мыть и брить нежданного, опасного гостя. К утру работа была закончена и Андрей, подстриженный, побритый, вымытый, в чистой одежде хозяина, осторожно лег рядом с Зариной на постель своих новых друзей, жизнью рискнувших из-за двух беглецов страшной крепости Бадабера.