Андрей Серба - Тихий городок

— Что за чепуха! Какое отношение Штендер имеет к Курбанову?

— Этого я не знаю, но, судя по заявлению, он жил в особняке Штендера. Это было в прошлом году, дата проставлена на обороте, — пробормотал озадаченный капитан.

— Не может быть! — полковник взял заявление и еще раз, теперь внимательно, прочитал его. — Да, клянусь аллахом, не похоже, чтобы этот Фуад врал, — признал он.

— Совершенно верно, господин полковник, — поспешил поддакнуть капитан, который так и не понял причины неудовольствия контрразведчика.

— Можете идти. Заявление останется у меня.

Неподвижным взглядом Тиритоглу уставился на дверь, закрывшуюся за капитаном, словно мог прочитать там ответы на мучившие его вопросы. Дело принимало неожиданный и весьма неприятный оборот. Ясно, что показания Курбанова — ложь. Во всяком случае, о страдальце-отце, томившемся в тюрьме в Баку, и его сыновнем самопожертвовании. Он утверждает, что никогда не был в Турции… А что, если Курбанов не русский, а немецкий агент и все это хитроумная провокация, затеянная Штендером? В этот момент Тиритоглу готов был растерзать германского журналиста, сорвавшего все его грандиозные планы. Не зря полковник давно уже заподозрил, что Штендер — разведчик, и приказал установить за ним наблюдение. Пока есть хоть малейшее сомнение в отношении Курбанова, ни начальство, ни МИД не захотят предавать огласке дело русского шпиона. Но каков мерзавец этот «корреспондент ДНБ»!

Две недели Мирзоева не водили на допросы: его судьба решалась в высших сферах. Наконец после команды сверху изнервничавшийся полковник Тиритоглу вызвал арестованного.

— Скажите, давно ли вы знакомы с герром Штендером? — вкрадчиво спросил полковник и, предвосхищая возможные возражения, протянул ему заявление Фуада.

Мирзоев растерялся. Машинально взяв заявление, в первую минуту он никак не мог решить, как вести себя в столь неожиданной ситуации. Итак, ясно: процесса не будет. Значит, нужно пытаться воспользоваться хотя бы этим допросом, чтобы раскрыть провокацию Штендера. Сейчас главное — убедительно сыграть роль перепугавшегося абверовца. В конце концов, он согласился вернуться в Турцию именно для этого. Что ж, с легендой покончено, а о его встрече с чекистами никто никогда не узнает. Конечно, Штендер будет вне себя, но теперь это не играет роли. Нужно было знать, кого брать в кавасы… И Мирзоев решился.

— Я не советский агент, а офицер германской разведки… — постаравшись придать себе высокомерный вид, начал он, без приглашения придвинув себе стул.

Тиритоглу не стал даже вызывать стенографистку и сам записывал показания. Потом поторопился отправить арестованного обратно в камеру. Ему было по-настоящему страшно. Он уже не думал о том, чтобы прибавить дело — все равно русского или немецкого — шпиона к числу успешно проведенных расследований в своем послужном списке. Кто знает, как все может обернуться на суде. Провал же процесса сулит крупные неприятности. Поэтому лучше вообще не доводить до него. Нужно благодарить аллаха, что сумел хотя бы вовремя разобраться…

Неожиданный телефонный вызов в Анкару к послу фон Папену не на шутку встревожил Штендера. Тон, которым говорил с ним шеф турецкой резидентуры абвера майор Зауэр, не предвещал ничего хорошего. Корреспондент агентства ДНБ терялся в догадках. Что произошло? Судя по информации, регулярно поступавшей к Штендеру из тюрьмы, Мирзоев вел себя на следствии точно по инструкции. Скоро ожидалось начало процесса — завершение удачно разработанной и проведенной операции.

После визита в министерство иностранных дел Турции фон Папен пребывал в весьма скверном настроении. Он едва кивнул вошедшему Штендеру, а сидевший в углу майор Зауэр вообще демонстративно отвернулся к окну.

— Вы утверждали, что для акции с генералом Осман-пашой подобрали надежного исполнителя, — без предисловия начал посол.

— Так точно, экселенц. Я докладывал вам, что…

— Ваш хваленый Мирзоев оказался жалким слюнтяем! — визгливым старческим голосом вдруг закричал Папен. — Он все выложил туркам, не забыв упомянуть и вас.

— Исключено, экселенц, это какое-то недоразумение. По моим сведениям, он точно выполняет инструкцию…

— Исключено? — посол смерил абверовца уничтожающим взглядом. — Исключено, чтобы вам впредь хоть раз доверили ответственное задание. Турки предъявили азербайджанцу показания вашего бывшего каваса, и этот идиот тут же во всем признался. Они его сгноят в тюрьме, и поделом, но операция сорвана бесповоротно.

Штендер даже не пытался оправдаться. Для него в Турции все кончено. Но хитрый дипломат, оказывается, был намерен заставить его расхлебывать заварившуюся кашу.

— Используйте ваши связи, чтобы в газеты больше не проникло ни слова о Мирзоеве. Турки не исключают этого, поскольку кое-какие слухи уже поползли по городу.

— К сожалению, экселенц, слухи на Востоке расползаются быстрее, чем публикуются газетные опровержения, — с горькой иронией ответил Штендер.

И без того длинное лицо Папена вытянулось. Глаза под нависшими бровями грозно сверкнули:

— Меня это не касается. Азербайджанец должен быть обезврежен. Или надо учить, как это сделать? И ещё учтите: за неделю до вашего отъезда майор Зауэр лично проинструктирует группу диверсантов, которую вы готовите. Если они окажутся обыкновенным дерьмом, боюсь, что вами займется оберштурмбанфюрер Мойзиш…

Результаты рекогносцировки, проведенной Цвиклинским в Бебеке на следующий день после встречи со Шнелем, оказались малоутешительными. Фактически это был даже не пригород, а бывшая деревня, застроенная богатыми загородными домами. Чуть в стороне, на вершине холма, белели здания Роберт-колледжа, который открыли американцы лет восемьдесят назад. Дальше на берегу Босфора вздымались огромные башни и толстенные стены крепости Румелихисары. До войны сюда охотно ездили туристы, но теперь каждый новый человек сразу же бросался в глаза. Сама вилла, где разместилась школа диверсантов, стояла в глубине густого сада. Ее одноэтажное здание почти не было видно с улицы, лишь кое-где сквозь густую листву просвечивали белые стены, да поблескивали стекла больших венецианских окон.

Чтобы поддержать свое коммерческое реноме, Цвиклинский с утра отправлялся на Крытый рынок в поисках подходящей по цене и качеству партии табака. Увы, или одно, или другое обязательно не устраивало привередливого поляка. Тамошние маклеры даже прониклись к пану Цвиклинскому уважением: их первоначальный расчет облапошить приезжего не оправдался, он ничуть не уступал им в деловой хватке.

Не удавалось Шнелю выяснить судьбу и перебежчика Курбанова. Через знакомых журналистов Энвер тоже ничего не смог узнать. Власти же по непонятной причине хранили молчание в отношении «террориста». Вилли начал уже подумывать, не поехать ли в Анкару самому, но туда неожиданно отправился Штендер. Вероятнее всего, это означало, что он хотел быть на месте, когда начнется задуманный им провокационный спектакль.