Андрей Серба - Тихий городок

— Это недалеко от Розенхайма, завода детских игрушек болтунишки Ахима Фехнера? — спросил Павел.

— Там. О Фехнере Березенко и сообщил. Где он живет точно — мы не знаем. Письма от матери получает «до востребования» на 17-е отделение имперской почты. — Волков помолчал. — Конечно, не исключена и возможность провокации. Но, с другой стороны, у нас нет оснований не доверять Березенко. Окончил политехнический институт, защитил кандидатскую, написал несколько монографий по сплавам и особенностям их кристаллической решетки. Эти книги заинтересовали немцев, в какой-то мере предопределили дальнейшую судьбу Березенко.

Волков положил на стол папку, показал фотографию Березенко. Высокий, в длиннополом плаще, в очках и шляпе человек был снят на Владимирской горке. Лицо размыто, без деталей, но все же понять можно: худощав, носат, с острым длинным подбородком.

— У матери мы постараемся узнать такие подробности его жизни, которых не знают немцы. Чтобы не подумал, что вы подосланы гестапо.

— Нам бы только добраться до него, — проговорил Павел.

— Добираться будете втроем. Документы подготовим надежные. Ты, Клевцов, бывший фронтовик, майор Пауль Виц, представитель фирмы «Демаг» в Донбассе и Ростове-на-Дону. Не беспокойся, твое непосредственное «начальство» у нас в плену со всей канцелярией, бланками и печатями. Ты по командировочному удостоверению был в Донбассе — ворон из стаи, что слеталась его грабить. Заготовим мы и справки из госпиталя, «зольдатенбух», требования на железнодорожные билеты и другие документы.

— А это твоя жена, — Алексей Владимирович перевел взгляд на Нину. — Уроженка Штутгарта, была сиделкой в госпитале, где ты, Клевцов, якобы находился на излечении. Это в Макеевке. Между прочим, в протестантской церкви Штутгарта должна быть подлинная запись о рождении и крещении Нины Цаддах — 10 февраля 1923 года…

Волков повернулся к Йошке:

— Ефрейтор Слухай, участник Московской зимней кампании и кавалер Железного креста второй степени, контужен, страдаешь эпилепсией, от военной службы освобожден. Пристроился денщиком к Паулю Вицу… Будешь в группе и за няню, и за радиста, и за все, что судьбе понадобится.

Волков оглядел всех:

— С завтрашнего дня начнем проработку деталей. Отныне приказываю думать только об одном задании. Вживайтесь в свои роли. Распорядок установите боевой. Йошка, подавай ужин, и отбой!

Перекусив, Волков уехал. Йошка убрал со стола и тоже ушел.

Ранний звонок поднял Клевцова с постели. Уже поднося к уху телефонную трубку, Павел догадался — звонил Волков. «Когда же он спит?»

— Нашелся Мантей, — сказал Алексей Владимирович. — Помнишь, ты говорил о фенрихе из училища в Карлсхорсте? Одевайся и выходи.

Позавтракав, Павел по занесенной тропинке прошел по саду, открыл калитку. Ни одного огонька не светилось в темноте. Сосны в сугробах стояли неподвижно, как будто в почетном карауле. Рокот мотора послышался в тишине издалека. Освещая дорогу синими подфарниками, из-за поворота вынеслась знакомая «эмка». Волков открыл дверцу. Павел вскочил в машину чуть ли не на ходу.

Миновав несколько контрольно-пропускных пунктов на шоссе, машина въехала в Красногорск. Лагерь военнопленных был устроен на многогектарной окраине. На этой территории работали заводы строительных материалов, механические мастерские. У проходной «эмку» встретил сотрудник особого отдела. В одноэтажном, барачного типа здании штаба он предоставил гостям свой кабинет и выложил на стол личное дело Оттомара Мантея. Надев очки, Волков стал просматривать протоколы допросов, характеристики, автобиографию. Ни в одном из документов ни разу не упоминалось о новом оружии.

Привели Мантея. Фенрих заученно вытянул руки по швам, отрапортовал о прибытии. Алексей Владимирович показал на стул. Мантей послушно сел. Павел приготовился к переводу. Стриженный наголо, с бледно-рыхлым лицом, фенрих производил жалкое впечатление. Хотя его мундир и сапоги были вычищены, однако что-то неуловимо неряшливое было во всем облике пленного. На просьбу рассказать о себе он без запинки выпалил все, что уже писал в автобиографии, и с выражением услужливой готовности стал ждать новых вопросов.

— Кто руководил вашей практикой на фронте? — задал прямой вопрос Волков. Мантей с удивлением взглянул на русского, по его мнению, большого человека из разведки или контрразведки, заискивающе ответил:

— Капитан Хохмайстер.

— Значит, была целая группа?

— Мы прибыли в составе отделения.

— Чтобы провести боевые испытания противотанкового оружия, — не то вопросительно, не то утвердительно проговорил Волков.

Фенрих заволновался, но Волков и на этот раз сделал вид, что ничего не заметил:

— Как назвали это оружие?

Мантей сглотнул слюну:

— Фаустпатрон…

— Хохмайстер… Это не тот Маркус Хохмайстер, который стал чемпионом на Олимпийских играх в Берлине?

— Тот.

— Отчего он забросил бокс?

— Он целиком отдался изобретательству.

— Работал над «фаустом»?

— Да. Но, признаться, я не был близок к капитану. У него была отдельная лаборатория. Допуск туда был далеко не у всех.

— Лично вы там бывали?

— Да. Однако не во всем разобрался. Мы изготовляли лишь отдельные узлы.

— После нашей беседы опишите их во всех подробностях. Где собираются наладить массовое производство «фаустов»?

— Я не в курсе. Правда, перед тем как отправиться на фронт, Хохмайстер ненадолго ездил в Баварию.

— В Мюнхен? Розенхайм?

— Кажется, в Розенхайм. Я слышал, он несколько раз упоминал этот город. Там живут его родители.

— А чем они занимаются?

— По-моему, связаны с детскими игрушками.

— Откуда у вас такое предположение?

— Случайно я видел в лаборатории на столе отцовскую записку Хохмайстеру… Она была написана на фирменном бланке «Клейне»…

Последнее слово Павел перевел как: «Малыш».

— Что было написано в ней?

Мантей покраснел.

— Ну-ну! Вы же настоящий немец и обязаны интересоваться другими!

— Там шла речь о сроках платежей. Отец угрожал отказом в кредите.

Волков неожиданно переменил тему разговора.

— Как вам живется в лагере?

Мантей испуганно взглянул на офицера особого отдела, пожал плечами. Алексей Владимирович едва заметным кивком головы попросил того выйти.

— Что думают ваши товарищи о положении на фронте?

На влажном лбу Мантея собрались морщинки. Он взглянул на Волкова и Клевцова, как бы решая, быть или не быть до конца чистосердечным. Что-то подсказало ему, что русских устроит только прямой ответ.

— Многие верят в победу Германии, но есть и такие, кто разочарован.

— Вам известно, что армия Паулюса погибает в Сталинграде?