Эммануил Казакевич - Весна на Одере

Видимо, они уже всерьез поняли, что Германия потерпела поражение. Правда, не все. Обер-фельдфебель из разбитой 25-й пехотной дивизии, Гельмут Швальбе, мрачно поблескивая сумасшедшими глазками, ответил на вопрос о перспективах войны так:

— В темных шахтах, — сказал он с пророческим видом, высоко подняв грязный палец, — куется тайное оружие огромной силы… оно спасет Германию.

Тощий немец, стоявший за спиной этого Швальбе, презрительно и злобно сказал:

— Er ist ja verruckt, aber total verruckt, dieser Ese! [3] Он совсем с ума спятил, осел этакий!

Среди пленных началась негромкая перебранка, которая, видимо, возникала не впервые. Лубенцов с удовлетворением отметил, что Швальбе одинок, большинство смеется над ним, а остальные подавленно молчат.

Об укреплениях на реке Кюддов пленные знали больше понаслышке, однако и эти крупицы сведений были тщательно отмечены и записаны Лубенцовым.

Час, данный разведчику членом Военного Совета, истекал. Гвардии майор оставил Оганесяна в сарае для продолжения допроса, а сам, захватив с собой ординарца, пошел к командиру дивизии.

Здесь уже царила предотъездная суета. Автоматчики торопливо занимали места на скамейках бронетранспортера. Они подвинулись, дав место Чибиреву.

Из дома вышел Сизокрылов. Оглядевшись и заметив разведчика, он кивнул ему, затем попрощался с Середой и Плотниковым и направился к машине.

— Поехали, — сказал он.

Лубенцов сел рядом с шофером; член Военного Совета с генералом-танкистом и полковником, своим адъютантом, поместились сзади. Машина неслась по асфальту, мягко покачиваясь. На повороте дороги она нагнала медленно ползущую, запряженную четверкой лошадей карету.

Лубенцов украдкой взглянул на члена Военного Совета. Генерал сидел с закрытыми глазами. Машина обогнала злополучную карету. Лубенцов готов был поклясться, что это та самая, чоховская, колымага. Но он не мог определить точно: машина мчалась слишком быстро, и к тому же начинало темнеть.

Карета действительно была та самая. В ней находились только капитан Чохов и рыжеусый сибиряк, восседавший на козлах в качестве кучера. Остальные попутчики с утра разбрелись по своим частям.

Чохов сидел, мрачно покуривая. Он заметил в огромной легковой машине Лубенцова и подумал о нем с неопределенным раздражением: «Опять этот майор… Проповедник… Знаем мы их…» Он никак не мог простить Лубенцову его презрительного жеста и ядовитых слов, да еще при женщине. «Красавчик, — думал он, — наверно, какой-нибудь тыловик… Смеется все время… Немцев спасает… Чистюля».

Полк, куда направлялся Чохов, был уже близко, деревня, где стоял штаб, появилась за первым же поворотом.

— Погоняй, — сказал Чохов.

Рыжеусый хлестнул лошадей бичом.

Штаб полка разместился в длинном доме с островерхой черепичной крышей. Перед домом росли три старых развесистых дуба. Оставив карету возле этих дубов, Чохов четким шагом проследовал мимо часового, удивленного зрелищем странного экипажа, и, протиснувшись среди стоявших и сидевших здесь ординарцев, посыльных и писарей, вошел в небольшую комнату. Маленький майор говорил по телефону. Писарь и телефонист сидели за столом.

Молодцевато, с залихватской плавностью приложив руку к ушанке, Чохов доложил:

— Капитан Чохов прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.

— …Смотри, Весельчаков, — кричал майор в телефонную трубку, деревню возьми! Что значит — стреляют?… А что ты думал, тебя с музыкой будут встречать?…

Положив трубку, майор сказал телефонисту:

— Вызови мне «Лилию»… Как там поживает сей белый цветок, узнаем.

Потом он обернулся к Чохову, взял его предписание и спросил:

— Ну?

«Занятный живчик — подумал Чохов. — Неужели начальник штаба?»

— На должность командира роты? — спросил майор.

— Так точно.

— Давно на этой должности?

— Два года.

— Давненько, — произнес майор и, махнув рукой телефонисту, чтобы тот замолчал со своей «Лилией», спросил: — Почему так?

Чохов смотрел прямо в глаза майору непроницаемыми серыми решительными глазами.

— Не знаю, — ответил он.

Майор усмехнулся:

— Вот как? А кто же знает?

— Начальство знает, — сказал Чохов.

Майор хмыкнул и вышел в другую комнату.

— Это кто? — спросил Чохов у писаря коротко и повелительно.

— Начальник штаба полка.

— Как, ничего парень?

— Кто? Товарищ майор? — удивился писарь такому панибратскому тону в отношении начальника штаба, Героя Советского Союза, майора Мигаева. Ничего…

Майор вернулся, переговорил с вызванной, наконец, «Лилией», белым цветком, и сказал, обращаясь к писарю:

— Зачислить капитана Чохова командиром второй стрелковой роты. А это что там за колымага? — вдруг заинтересовался он каретой, стоявшей за окном.

— Это моя, — сказал Чохов.

Мигаев рассмеялся:

— Ах, вот ты какой граф! Поня-ятно!.. Брось эту телегу! Роту тебе дают пехотную, а не моторизованную… И учти, нам комбат нужен. Будешь человеком — назначим комбатом.

— А мне и так ладно, — сказал Чохов.

— Да иди ты, странный ты человек! — притворился рассерженным майор.

— Есть идти, — меланхолически ответствовал Чохов и повернулся, снова приложив руку к ушанке с молодцеватой небрежностью.

Когда он уже открыл дверь, Мигаев крикнул вслед:

— А где вторая рота, знаешь?

— Найду, — односложно сказал Чохов и вышел.

Чохов был родом из Новгорода. Он рос без отца, со старушкой-матерью в домике на окраине города. Старший брат работал в Ленинграде на заводе. Когда началась война, Чохову было девятнадцать лет, он только что окончил педагогический техникум и был влюблен в соседскую дочку Варю Прохорову, светловолосую ясноглазую девушку, которая училась в техникуме вместе с ним и с начала учебного 1941 года должна была начать преподавать в школе. Чохов же собирался ехать к брату в Ленинград с тем, чтобы поступить там в институт.

Война поломала все планы. Чохов забил досками окна своего домика, попрощался с Варей и пошел с матерью на станцию.

В Ленинграде Чохова сразу же взяли на военную службу. Варя писала ему каждый день, потом немцы захватили Новгород, и переписка прекратилась. Чохова отправили вместе с его частью на Карельский фронт. Начались беспрерывные бои, в которых Чохов сразу же показал себя выдающимся по хладнокровию и храбрости солдатом. Вскоре его направили на курсы младших лейтенантов. Учиться ему, правда, пришлось недолго, так как курсанты были брошены в бой на Мурманском направлении, но офицерское звание Чохов все-таки получил и стал командовать взводом. Его тяжело ранило. Связь с матерью и Варей он потерял. Год спустя, уже находясь на Северо-Западном фронте, он узнал из газет, что учительница Варвара Прохорова, партизанская разведчица, была повешена немцами на улице Ленина в Новгороде.