Хулио Травьесо - Время "Ч"

10 марта фабрика ТЕДЕКА была открыта. Кинтела вышел в утреннюю смену и одним из первых узнал тревожные вести, принесенные жившими в Гаване; текстильщиками: в стране военный переворот, судьба президента Прио неизвестна. К 11 утра поступили сообщения, что зачинщик путча генерал Батиста находится в военном городке «Колумбия» и контролирует оттуда положение в стране. Президентский дворец окружен танками, известий о сопротивлении путчистам пока нет. Кинтела и его товарищи спешно оценивают ситуацию и принимают решение: объявить забастовку.

В 12 часов рабочие бросают станки и выходят на улицы поселка, бурно выражая свое негодование реакционным переворотом. Администрация фабрики бессильна сладить с бастующей массой и занимает позицию стороннего наблюдателя. Сельская жандармерия, для которой разгон демонстраций — дело привычное, на этот раз вмешиваться не решается. Прежняя власть свергнута, от новой указаний пока не поступало.

В Калабасаре делать больше нечего, и Кинтела вместе с Педро Триго едет в Гавану. Как члены Ортодоксальной партии, они считают своим первым долгом встретиться с Роберто Аграмонте, кандидатом в президенты от ортодоксов. Всего несколько дней назад в журнале «Боэмия» была помещена его фотография: левая рука покоится на Библии, правая церемонно поднята в клятвенном жесте. Огромная надпись на фоне: «Свято клянусь отстаивать идеи Эдуарде Чибаса». Сейчас, когда все вокруг пребывали в растерянности, Аграмонте наверняка должен знать, как ответить путчистам.

Уже темнело, когда они подошли к дому, где жил Аграмонте. Кинтела постучал в дверь; через несколько минут появился заспанный привратник.

— Нам необходимо видеть доктора Аграмонте.

— Кто его спрашивает?

— Товарищи по партии.

— Сожалею, но доктор уехал еще утром.

— Хорошо, тогда с кем можно поговорить?

Привратник недовольно поморщился:

— Я вам повторяю, доктор уехал, так и велел всем говорить. Дома никого нет, не считая меня и хозяйской собаки.

Кинтёла и Триго переглянулись и медленно вышли на улицу. Итак, Аграмонте предпочел исчезнуть, Прио укрылся в мексиканском посольстве, а Батиста между тем пишет во все концы распоряжения из военного городка. Время работало на противника, спасти положение некому.

1952 год

10 марта. Реакция на события этого дня:

Пио Муньос, могильщик: «Похороны стали реже. Раз так, подумал я, значит, Батиста сумел навести в стране порядок».

Херонимо Падрон, пенсионер: «Что будет теперь с пенсионерами? Кому-кому, а нам ничего хорошего от этой заварухи ждать не приходится».

Антонио Гонсалес, торговец: «Я, как всегда, занимался своим делом, продавал всякую всячину. Слышу — говорят, произошел переворот. Я поначалу малость струхнул, ну а потом решил, что, может, оно и к лучшему».

Оскар Вега, парикмахер: «Я убежден, что все это не иначе как совместные козни Прио и Батисты, уж поверьте мне».

Мигель Саис, рыбак: «Какое мне дело до этой заварухи? У меня своих забот полно, семеро голодранцев мал мала меньше, и всех прокормить надо. Новое правительство или старое — какая разница?»

Грау Сан Мартин, бывший президент: «Со мной бы такой номер не прошел, я никогда не спал в предрассветные часы. Бестолковость правительства и безответственное горлопанство ортодоксов — вот в чем я вижу главные причины переворота».

Хуана Лара, машинистка: «Я сразу же подумала, что возможна гражданская война, мне стало страшно. Еще пугает какая-то напряженная тишина, воцарившаяся в стране». [14] «Боэмия», 17 марта 1953 года.

Банковские воротилы Кубы не замедлили выразить новому диктатору генерал-майору Батисте свои верноподданнические чувства. Новый режим мог всецело рассчитывать на их помощь и поддержку. [15] «Информасьон» (Гавана), 11 марта 1952 года.

Узнав о военном перевороте, Габриэль Хиль поспешил вместе с товарищем к университету, где, говорили, можно было достать оружие. Они уже подходили к учебному корпусу, когда их остановила полиция. Путь дальше был перекрыт, ничего другого не оставалось, как вернуться домой.

1952 год

10 марта. Сотни возмущенных военным путчем людей собрались около университета. Многие пришли в надежде получить оружие, обещанное президентом Прио руководителям Федерации университетских студентов «для защиты демократии». Эти слова оказались пустым звуком, сам же президент бежал как последний трус.

Сгрудившаяся перед зданием университета толпа являла собой удивительно пестрый конгломерат. Кого здесь только не было! — от патриотически настроенных молодых людей, таких, как Тапанес и Бенитес, готовых без колебания ринуться на борьбу с Батистой, до преступных элементов вроде печально знаменитого гангстера Роландо Масферрера, который позже с потрохами продался диктатору. Педро Мирет, учившийся тогда в университете, годами позже дал следующую оценку этим событиям: «Переворот 10 марта прогремел взрывом, глубоко отозвавшимся в сознании молодежи; он заставил ее пересмотреть свое место и роль в обществе и осознать в конечном итоге необходимость объединения. Университетское студенчество охватил дух стихийного бунтарства. Стихийного потому, что молодежь протестовала, не видя конкретной цели.

Бросалась в глаза социальная и политическая пестрота людей, собравшихся в тот день около университета. С одной стороны, темные личности вроде Масферрера, с другой — Фидель и его соратники. Парадоксальные обстоятельства свели вместе идейно и духовно непримиримых между собой противников. Масферрер и прочие преступные элементы, как и следовало ожидать, вскоре откололись и поспешили исчезнуть». [16] Из воспоминаний команданте Педро Мирета. Предыстория штурма Монкады. Главное политическое управление РВС Кубы, 1972

В связи с первой годовщиной смерти Чибаса подпольная газета «Обвинитель» опубликовала статью Фиделя Кастро, в которой он, анализируя ситуацию, сложившуюся в результате событий 10 марта, отмечал: «Переворот 10 марта оказался для всех неожиданностью. Можно было надеяться, что в такой момент партия ортодоксов сплотит свои ряды и сумеет избавиться от мелочных дрязг и пустозвонства.

Но что же произошло в действительности?

Члены партии с удивлением и возмущением узнают, что жажда сведения старых счетов и взаимные обиды возобладали над разумом. Обвиняя друг друга во всех смертных грехах, лидеры ортодоксов закрывали глаза на то, что диктатура широко распахнула страницы своей печати для внутрипартийных споров, но наглухо закрыла их для тех, кто критикует правящий режим. Нет нужды говорить о том, что все эти распри только на руку Батисте.

И сегодня, в день памяти Чибаса, необходимо наконец заявить во всеуслышание, что настало время, когда партийные массы уже не желают больше мириться с безответственностью вождей и жаждут решительных действий. В столь важный момент уместно задать вопрос: а где же те, кто рвался к почетным местам в ассамблеях и прочих государственных учреждениях, кто изрекал пышные фразы и красовался на трибунах всяких торжественных сборищ? Почему сейчас, в дни тяжких испытаний, они не спешат нести свой глас народу, не воспламеняют своим примером массы, не ищут себе почетных мест на переднем крае борьбы?