Владимир Соколовский - Мурашов

«Ну, врешь… — подумал Мурашов, стоя над убитым врагом. — Я отсюда не уйду. Гриша, Михай с бабкой, летчики, жители с того квартала… как их оставишь? Надо что-то делать. Бить надо собак. Они у меня еще умоются». Капитан скинул труп вниз, на могилу расстрелянных, лег над обрывом, положил рядом винтовку с вынутыми из карманов Пепе патронами и стал ждать, когда приедет машина с новыми жертвами. Он теперь знал, что ему надо делать в этом городке.

Прошел день — машина не появилась, вообще никто не появился ни на дороге, ни в окрестностях. Изъятая у полицая кукурузная лепешка еще больше обострила голод, но самой мучительной была жажда. На исходе дня Мурашов понял, что сидение здесь может оказаться бесполезным: кто знает, когда появятся палачи с жертвами? Врагов надо искать. Он закопал винтовку и около полуночи стучал уже в дверь дома, где жила бэдица Анна.

— Кто это? — донеслось наконец из сеней.

— Я, бэдица. Тот человек, что отдал тебе деньги за приют. Я был со старым цыганом, помнишь?

— Нет, не помню. Иди прочь! Уходи!

— Не надо шутить такими делами, тетка. Это опасно.

— Опасно, опасно! Сейчас все опасно. Зачем я только связалась с этим цыганом… Тебя никто не видел?

— Что за разговоры… Открывай!

Тетка снова ушла в дом, и Мурашов увидел, как засветилось окно за занавеской. Визгнул пол в сенях, и в появившемся между дверью и рамой зазоре возникла сначала керосиновая лампа, огонек ее нежно лизал изнутри стекло, затем обозначилось лицо бэдицы. Она взяла капитана за руку и повела за собой.

— Проклятые люди, — ворчала она. — Нет и нет мне от них покоя.

Старая разбойница! Это не люди, а их деньги не дают тебе покоя.

Запах теплого человечьего жилья окутал Мурашова. На столе стоял кувшин с водой, и он выпил его одним махом.

— Где ты был, где пропадал, ундэ, рэтэчешть а тыта, [9] Молодец-бродяга, искатель удачи (молд.). что такой голодный? — голос тетки подобрел. — В каких был краях, какую искал добычу? Ты добрый мужчина. Сейчас я дам тебе хлеб, сыр и вино. А потом в подвал.

Мурашов съел все, выпил вино, и его потянуло на сон. По лесенке следом за бэдицей он спустился в подвал. Там возле одной земляной стены стоял шкафчик из старого дерева, уставленный разным хламом. Анна повозилась около него и вдруг, ухватившись за бок, потащила на себя. Шкафчик повернулся, словно дверь, и открылся обделанный деревом лаз.

— Иди туда! — бэдица показала на лаз. — Иди, не бойся. Еще у моей матери скрывались добрые ребята. Сиди тихо! Там есть ход в сад. Если придут искать, уходи по этому ходу. Ты пойдешь завтра на свои дела?

— Когда стемнеет.

— Днем я принесу тебе еду. Ну, лезь! Сорвешь крупную добычу — не забудь бедную старую тетку Анну.

Мурашов втиснулся в лаз. Сзади раздался скрип задвигаемого шкафа, и стало совсем темно, исчез питающий мрак скудный керосиновый отблеск. Метров через шесть лаз кончился, капитан выполз на земляной пол. Зажег спичку — пламя повело вбок. Вот она, вытяжка, уходящая из стены вверх неширокая жестяная трубка. Капитальное убежище… Небольшой грубый стол, две табуретки, две накрытые коровьими шкурами деревянные лежанки. В головах — кожаные подушки. «Вот я и попал в настоящее подполье!» — невесело усмехнулся Мурашов. Полез по шаткой лестнице к деревянной дыре, тоже обшитой досками. Всунувшись в нее почти по пояс, он нащупал закрывавший ее сверху щит и сдвинул его. На лицо посыпалась земля, видно, наложенная бэдицей для маскировки. Капитан поднялся выше, голова его оказалась в саду, среди травы и корней. Шелестели листья, множество звезд обрамляло деревья. Повел рукой — вот ветка, другая, потом казанки пальцев ткнулись в железо. Бочка. Мурашов поставил щит на место и стал спускаться обратно.

Засесть здесь, дождаться наступления и после прихода наших заявиться к бэдицэ в капитанской форме… Вот будет для нее сюрприз так сюрприз. Конечно, хитрая и жадная тетка живо повернет это обстоятельство себе на пользу: у нее укрывался советский офицер!

Но сидеть в надежной яме так просто — это шалишь! Свою войну он уже начал. Пока в городке есть полицаи, немецкие и румынские солдаты — он среди врагов. А врагов надо убивать. Каждый убитый — помощь своим войскам, своему батальону. Завтра он начинает свою охоту за ними. Есть нож, есть пистолет, можно натворить дел!

А в ночь, когда они вылетели с Гришей, в небе были высокие облака и дул ветер. Перетятько то садился на железное сиденье рядом с ними, то вскакивал и бежал к кабине, стоял там между креслами летчика и штурмана. «Ты успокойся, посиди, — сказал ему Мурашов. — Чего ты мешаешь ребятам?» «Пусть чувствуют контроль! — отвечал майор. — А то завезут еще, с ними бывает…» Бывает, все бывает… Инструктор по прыжкам рассказал Мурашову недавно случившуюся в этом отряде историю: сразу после ночной выброски разведгруппы в эфир ушла радиограмма — в ней радист открытым текстом сообщил, что произошла ошибка в определении района десантирования: они были сброшены не на лес, а на открытую местность, на окраину города, в место расположения немецкой части. Группа ведет бой. Это сообщение пришло, когда самолет еще находился в воздухе. После посадки и заруливания на стоянку экипажу по радио приказано было оставаться на местах. К транспортнику подъехали два «виллиса», несколько офицеров из них прошли в кабину. Вскоре летчиков под конвоем куда-то увезли. Суд трибунала был коротким и безжалостным. Офицеров приговорили к расстрелу, а сержантов из экипажа перевели в другие части. Сочувствия к расстрелянным, во всяком случае у Мурашова, рассказ не вызвал: зевнули, что-то напутали, недоучли, а в результате погибли люди, целая группа, сорвалась долго и тщательно готовившаяся операция. На войне за такие дела нельзя не карать, и карают сурово. В этой каре урок другим: глядите и помните! Вот во что могут вылиться забвение приказа, халатность и небрежное отношение к обязанностям.

Мурашов сам дважды в бою расправлялся с трусами и никогда не имел по этому поводу никаких сожалений. Таков закон боя! Об одном из них, молоденьком солдате Рочеве, замполит сказал: «Эх, парень, парень! Мальчишка, из темной деревни, первый бой… вот и дал деру, дурак…» «Боец, находящийся в атаке и видящий в панике бегущего в тыл солдата, — тяжело отчеканил Мурашов, — не знает, мальчишка это или нет. Он только видит, что человек бежит. И думает: что такое? Атака сорвалась? Или передние ряды попали под кинжальный огонь? Может, пора уже падать, зарываться? Или тоже бежать обратно? И не смей больше жалеть их. Матери Рочева пусть сообщат: погиб там-то. Без „смертью героя“. И без „смертью труса“. А то затравят старуху… А в донесении укажи, как было».