Альберт Зарипов - Дембельский аккорд

- Товарищ майор, да я не просто так… Я же по ночам топлю их… Помогаю наряду… - произнес в свою защиту Рубцов. - Я же… Если бы мог.

- Ну ладно!- неожиданно сдался командир роты. - На занятия и в наряды ты не ходишь! Но чтобы сюда тебе хавчик не носили в котелках! На утренний развод и на каждый прием пищи выдвигаешься вместе со всеми. Понял? Надеваешь валенки и в конце строя потихоньку телепаешь. И здесь в палатке поддерживаешь чистоту и порядок, а в ночное время подбрасываешь дрова в буржуйки. Вопросы?

- Никак нет. Всё понятно! - проговорил глухим голосом солдат, усаживаясь на свое место.

Лично мне было неясно, доволен он или нет решением ротного. Но на мой взгляд, Пуданов смог сделать всё или почти всё, чтобы в данной не простой ситуации в должной мере учесть реальное состояние здоровья Рубцова и поставить перед ним вполне выполнимые задачи в соответствии с новыми политикой, стратегией и тактикой по искоренению варварской дедовщины в нашем отдельно взятом подразделении.

В предпалаточном тамбуре, который из за задёрнутых и намертво закреплённых брезентовых пологов приходилось преодолевать слегка согнувшись, идущий первым Пуданов нос к носу столкнулся с Гавриловичем. Увидев нас, боец сначала отпрянул в право, но узость пространства не дала ему возможности развернутся и потому он нашел единственно верный выход, быстро попятившись наружу. Теперь путь был свободен и мы беспрепятственно покинули солдатское жилище.

- Тебе дежурный сказал, что я ещё трое суток накинул? спросил майор стоявшего рядом Гавриловича.

- Да. - Однозначно ответил он, не выражая при этом никаких эмоций. - Разрешите идти?

- Идите. - Отпустил его Александр Иванович. - И не забудьте про свои шесть дней и ночей.

- Так точно!

Исчезновение дембельського гонора в поведении бывшего бравого воина сразу же бросилось нам в глаза и, как только мы вошли в ротную канцелярию, то в первую же очередь заговорили именно об этом.

- Иш ты! словно шелковый стал! на губе-то небось не сладко. - Удовлетворенным тоном прокомментировал Пуданов досадный инцидент с рослым дедом. - Может не надо было так много!… И так уж людей не хватает в наряд.

- А что делать?! он же сам нарывался да ещё на виду у других солдат. - Сказал я, осторожно садясь на страшненькую раскладушку. - Если бы ты проигнорировал такое отношение… То завтра нашлось бы уже десять обнаглевших старичков. А с ними пришлось бы долго повозиться! так что, всё нормально!

В далёком 88-ом году я тоже провёл шесть суток на "гауптической" вахте, при чём в самом жарком месяце июле, когда афганское солнце доводило температуру в тени до сорока градусов. Томительное пребывание в душной каморке-одиночке вместе с унизительным и непрерывным бегом трусцой по раскаленному пеклу меня, кажись, не сломили, но зато преподали мне очень хороший жизненный урок по неоднократному обдумыванию своих будущих поступков в различных ситуациях… Таким образом у меня сложилось весьма определённое мнение о солдатской "губе", как об очень неприятном месте личного времяпрепровождения свободолюбивого военослужащего и вместе с тем, как о крайне необходимом предпоследнем воздействии на сбившегося с истинного пути солдата, сурово предупреждающего о неминуемом уголовном наказании зарвавшегося бойца, если он вовремя не одумается.

- Ладно! пусть отсидит четверо суток, а я потом на него посмотрю… Мечтательно проговорил ротный. - Если признает свою ошибку, то тогда заберу его из ямы. Так-с… Калек мы с тобой разогнали и в палатках теперь посторонних не будет.

- Если не считать этого Рубцова!- недовольно поморщился я. - Может мы сами его отправим в госпиталь? а там его или комиссуют или демобилизуют. Смотря, что быстрее… А то и сам мучается и других с толку сбивает.

В данном аспекте Пуданов меня поддержал, но сам же объяснил имеющиеся неприятности и возникающие противоречия.

- Он ведь к тому же и должность занимает, на которую я мог бы выпросить нового бойца. А с другой стороны, попробуй-ка его без лишних хлопот отправить в медсанбат или даже в госпиталь! столько документов надо будет оформить! да и там его промурыжат до майских праздников… Пусть лучше уж он здесь помыкается ещё недельки три-четыре, зато в середине декабря домой поедет.

- Как скажешь… Он ведь не мой солдат.

Я хотел сказать кое-что дополнительное, но снаружи к нам постучали и притом громко да размеренно.

Атас-с… Большие пацаны пришли! шутливо засуетился я, быстро вставая и поправляя незапятнанный краешек в общем-то "порнографического" одеяла.

Ты чего это? недоуменно спросил Пуданов, затем понимающе рассмеялся. - У нас сегодня Дом Советов… Кто там? войдите!

Мой розыгрыш оказался отчасти верным, поскольку вошедший ростом не был обижен.

- Можно войти, товарищ майор? разведчик-гранатометчик рядовой Гаврилович! разрешите обратиться по личному вопросу?

Командир роты хмыкнул и стал проверять крепость и выносливость солдатской нервной системы.

- Во-первых,"можно" Только Машку через ляжку… По Уставу нужно говорить"разрешите войти". Во-вторых, при обращении к старшему по званию следует подносить правую руку к головному убору в качестве воинского приветствия и уважения. В-третьих, принимается строевая стойка: пятки вместе, носки врозь, ремень подтянут, живот подобран, грудь колесом, подбородок слегка приподнят, а глаза смотрят бодро и весело… Ты всё это выполнил или как? вот то-то и оно! попробуйте повторить.

Увалень засопел, как свирепеющий бык, но безмолвно вышел прочь. Со второго захода у него всё получилось как и следовало, после чего мы стали выслушивать сбивчивый рассказ Гавриловича о перенесённой им тяжелой болезни, крайне дурном расположении духа сегодняшним утром, его заторможенном состоянии ассоциативно-мыслительного восприятия окружающей действительности, явном непонимании сути происходящих в палатке событий, дёрнувшем его за язык черте, моментально последовавшем чистосердечном покаянием в своем заблуждении… Окончательный итог подвела коротенькая фразочка о неподдельном извинении да высочайшем его прощении и естественно скорейшем помиловании.

Но скупая мужская слезинка умиления от вида искренне раскаивающегося старого злодея так и не сверкнула в тусклых лучах "лапочки Ильича", поскольку командира роты вся трогательность сего момента ничуть не зацепила и он в очередной раз изрек поистине мудрую и достойную царя Соломона речь.

- Гаврилович! ты только что… То есть там, в палатке выделывался не только перед нами, но и в присутствии других солдат первой роты! И я публично наказал тебя не только за твои нарушения, грубость и оскорбления, но также для того, чтобы и другим неповадно было. А теперь ты прибежал сюда к нам и один на один просишь у нас прощения! понимаешь? что здесь отсутствует та аудитория, которая была раньше… Если бы ты извинился сразу же и прямо там, в палатке… То я бы ещё подумал и возможно скостил тебе половину срока… а здесь твой номер не пройдет!