Павел Зябкин - Герой Ненашего Времени

И в завершении Лехино: Вова ну ты понял как тут, давай приезжай, а я кончаю, а то вон Наташка проснулась и не дает мне дописать. Ну давай пиши еще.

Не письмо, а репортаж какой-то, — с грустью подумал Вова, — ну все по прежнему, а Саша Агеев так и не поумнел. Какой ему к черту спецназ, этого белобилетника в стройбат то не возьмут. А эта сладкая парочка хороша. Хоть бы как Агеев приписку бы чиркнула. Оно понятно, что я ей в одно место не впился, но все-таки… Приезжай тут к вам, да чего у вас делать. Бухать, да глупые речи слушать, особо о спецназе Агеевском. Нет, ребята жизнь и люди меняется здесь, а дома все по прежнему. Поэтому вряд ли там как-то я впишусь. Все будет по старому. Опять нищета, опять одиночество. Опять, опять… Нет, лучше здесь. По крайней мере, у меня нет страха перед завтрашним днем в том смысле как жить завтра. Есть страх перед смертью, а там ждет страх перед жизнью. Лучше я буду бояться смерти, чем жизни. Это естественно, а второе — извращение. Так думал Вовка, бросая в печку письмо. Пойдет на растопку. Мысли об увольнении были выброшены из головы. А на следующий день его откомандировали обратно в роту РХБЗ, а Сашка перебрался в охрану командира бригады. Туда его перетащил земляк тоже москвич. Для Вовки и многих других наступили обычные армейские будни.

Послезавтра — Новый год. Прошло уже полгода, как Владимир ушел служить. Лето пронеслось. В хмурых дождях прошла осень. Пролетело лето. Прошла осень и наступила тяжелая военная зима. Небо затянули тучи. Рыхлый снег покрыл землю. Днем рыхлый снег вперемешку с глиной, такой, что налипала на сапоги, и каждый шаг давался с трудом и лужи, который на ночь покрывались тонким слоем льда. Постоянная сырость в ногах. Постоянный портяночный дух в палатке, где вокруг вечно горящей печи расставлены сапоги и развешаны портянки. Палатки выстывали мгновенно, и огонь надо было поддерживать почти круглосуточно. Заготовка дров стала основной хозяйственной заботой. Большой ценностью считался спальный мешок — в нем всегда тепло. Вове повезло — в роте РХБЗ было навалом комплектов ОЗК. Химической войны не предвиделось и резиновые чулки из них, удобно надевались поверх сапог или валенок, защищая их от сырости и создавая дополнительное тепло. Плащи тоже отлично спасали от дождя и снега. А еще резина прекрасно горела и иногда, для скорости, ею разжигали печь. Пять минут и в палатке баня. Но главное зло наступивших холодов это обычные бельевые вши.

Они роились везде. Их называли БТРы. БТРы селились в белье, одежде, спальных мешках. Едва их кормилец оказывался в тепле, как они активизировались, заставляя солдат чесаться и давить вредных насекомых. Еще применялись антигуманные способы их уничтожения в виде пропаривания одежды и просто банального стряхивания вшей на печку, где они погибали в ужасных мучениях (да простят воинов активисты гринписа). Большую часть времени люди проводили упакованными в ватные брюки и бушлаты, с кучей одежек под ними, а это и была главная благодать для БТРов.

Уже нельзя было, как летом, носить минимум одежды и обливаться водой на воздухе или в чисто символической бане. Теперь это было воспоминанием. Баню правда построили из подручных средств, но без предварительной протопки, что отнимало много времени и дров, помыться было нельзя. Хотя и это была большая роскошь. Многие подразделения не имели и этого.

Боевые действия в бригаде притихли. Шла гарнизонная служба. Армейская рутина. Сменился командир бригады — любитель муштры. Новый командир оказался не в пример прежнему, более понимающий людей, и не усложнял им жизнь. Нет, конечно, операции проводились. Но не столь масштабные, как летом.

Люди однако погибали, кто в бою, кто по случайности. Погиб Антон, тот самый разведчик, что отрезал ухо убитому. Ему разнесло голову гранатой из ГП (гранатомет подствольный) на блокпосту у Аргуна. Были нелепые смерти, вроде той, когда насмерть завалило в яме двух солдат, посаженных туда за какие-то провинности. Непонятно зачем застрелился приехавший из отпуска, солдат-контрактник роты РЭБ, что стояла по соседству. Часовой на ЦБУ (центр боевого управления) застрелил коменданта. Вообще неизвестно как и почему. Пропало без вести четверо срочников, стоявших на блокпосту у Шали. Ушли в этот город, что-то купить, скорее всего водку, конечно и пропали. Пресловутой "дедовщиной" не пахло. В среде контрактников, составлявших большинство бригады, не в обычае было третировать молодежь. Хотя кто знает? При таинственных обстоятельствах попал в плен блокпост в полном составе. Все сорок человек. В одну ночь. Без единого выстрела. Просто вечером все были, а утром ни людей, ни техники, никого.

Вовка в переделки больше не попадал. Несколько раз прикомандировывался в мотострелковый батальон. Где находился на усилении при управлении дней по пять — семь. Потом возвращали обратно в роту. Грязь, вши, холод — неизбежные спутники войны. Теперь и Вова увидел их в полном объеме. Бесконечное сидение под дождем и снегом во влажной, липкой глине. Но удивительно, болезни не приставали.

Личный состав в роте обновился. Не осталось никого, с кем Вовка приезжал сюда. Серега, тот самый, что рвался воевать, перевелся в NNN полк, откуда их взяли в бригаду. Он полагал, что там навоюется вдоволь. Кто знает? Может и так. Вовка философски взирал на эти вещи: "Куда посадили — там и сиди". Сашка, с кем они были в разведроте, уволился по приезду с гор и сказал, что теперь восстановится в ОМОНе. Дай то Бог. Уволился по окончанию контракта Боря, тот самый, что встретился им первым в роте. Он так и просидел в роте весь контракт. Никуда не выезжал. Кстати был представлен к медали. За что вы спросите? Да ни за что. Просто человек добросовестно служил, выполнял свою задачу. А разве этого мало? Запомнилось увольнение командира роты со старшиной.

В тот памятный день капитан Попов и прапорщик Рыков в приподнятом настроении, одетые в нарядные камуфляжи, заправленные в брюки, обутые в новенькие "Берцы" и с легкомысленными пакетиками в руках, попрощавшись со всеми, отправились в штаб, откуда, получив документы, с колонной уехать в Ханкалу. Однако, к всеобщему удивлению, менее чем через час Попов и Рыков вновь появились в роте. Куртки у обоих были уже навыпуск и подпоясаны, как положено. Весь остаток дня они посвятили повторным сборам. Оказалось, что командир бригады устроил им строевой смотр и т. к. у обоих не было укомплектованных вещмешков, кирзовых сапог и фляжек, комбриг решил, что с такими недостатками в снаряжении они не смогут добраться до дома. Наутро, уже в кирзовых сапогах, с фляжками на поясе и мешками за спиной "дембеля" вновь пошли в штаб. На этот раз вернулся один ротный. Оказалось, что хитрый старшина взял б\у — шный котелок и фляжку, а вот капитан новые, да не посмотрел, что они в солидоле. Он не посмотрел, а полковник Мутов посмотрел. Еще сутки на устранение недостатков. С третьей попытки командир роты наконец-то вырвался из Ичкерии. Еще имели место курьезные случаи увольнения "за оскорбление чеченского народа". Оскорбление выразилось в расхаживании летом по пояс голые на виду у гражданских чеченов. Но эти ребята сами уволиться хотели. Надоела рутина и быт поганый. Тогда же водовоза уволили, попался на глаза Мутову в расстегнутой куртке, а главное солдат был хороший и увольняться не собирался, командиры за него, ан нет, уволили по дискредитации. И смех, и грех с этим полковником Мутовым Сам он, однако по своим стандартам не одевался, а видом походил на американского рейнжера из голливудского боевика. А командира взвода, у которого Вовка на блок-посту начинал, перед увольнением в яму посадили. Он со взводом запил. Ну, всех в яму и посадили. Командира в одну, подчиненных в другую.