Карл Вурцбергер - Туманы сами не рассеиваются

Ульф поежился. Он поднял воротник шинели и зашагал быстрее. Тропинка, ведущая от погранзаставы до Таннберга, была неровной, но Ульф так хорошо знал ее, что ни разу не оступился и не попал ни в одну из ям, наполненных грязной водой.

Кто-то шел ему навстречу. Это был унтер-офицер из четвертого взвода.

Узнав Раке, он сказал:

— Ах, это ты! В деревню направляешься?

— К Готфриду Трау, — ответил Ульф.

— Это учитель, что ли?

— Да. Он преподает в десятом классе. И помогает пограничникам. Несколько лет назад он сам командовал здесь ротой.

— Что? У нас? Я об этом ничего не знал.

— Ты же сам здесь еще недавно. Всего хорошего. У меня мало времени. — Ульф зашагал дальше.

Готфрид Трау жил в центре деревни. Он сам открыл дверь, удивленно уставился на Рэке сквозь стекла очков, а потом обрадованно воскликнул:

— Ну, здорово! Я уже думал, что тебя и не увижу вовсе.

Они прошли в кабинет Трау.

— Не обращай внимания на беспорядок, — сказал хозяин, убирая со стола и стульев книги и тетради. — Жена уехала на несколько дней к своим старикам. Оба мальчика заболели. Свинка, говорят… Садись. Водки выпьешь? Нет, угощу я тебя лучше грогом. Минутку… — Не дожидаясь ответа, он вышел на кухню, откуда вернулся с гранеными стаканами в руках.

— Вода как раз вскипела, сахар бери сам. Итак, что случилось? — спросил он, садясь.

— Мне нужен твой совет, — начал Рэке без обиняков. — С сегодняшнего дня у меня в отделении появился солдат, который пишет стихи.

— Так, юный лирик.

— Еще какой! — Рэке развернул лист бумаги со стихами. — Почитай.

Трау прочитал, наморщил лоб, прочитал еще раз.

— Что-то слишком путано, — пробормотал он наконец, взяв в руки свой стакан. — Никакого понятия о размере. Что-то вроде крика, стихийного протеста…

— Этот стишок написан на занятии по боевой подготовке, — объяснил Ульф, — когда преподаватель объяснял принцип действия ядерного оружия. Ты понимаешь?

— Ишь ты! — воскликнул Трау. — Интересно, это уже кое-что проясняет.

Он встал, взял стакан, выпил горячий грог маленькими глотками, а затем сказал:

— В сущности, все очень просто. С детства нам только и внушали: самое важное, что у нас есть, это наша жизнь. Она дается только один раз, следовательно, нужно умело пользоваться ею, и так далее и тому подобное…

— Я не считаю, что ты опровергаешь это, — прервал его Рэке с иронией в голосе. — Именно ты.

— Если тебе нужен мой совет, дай мне высказаться, — возразил Трау. — Мы еще можем поспорить. Кольхаз больше всего боится потерять на войне жизнь. Именно поэтому и хотел бы он стать раковиной, когда наступит ад. Ты понимаешь?

— Он хочет держаться особняком во всем.

— И да и нет. Он хочет держаться особняком, потому что он не верит в то, что мы достаточно сильны, чтобы предотвратить войну. С другой стороны, он по-своему протестует против войны.

— Этого я не понимаю. Тогда его протест направлен в какой-то мере против нашей армии, а мы никому не угрожаем войной.

— Конечно нет, но этого Кольхаз еще не понял. Поэтому он и протестует против солдатской службы вообще. Молодой человек как строительная площадка, на которой готовые дома стоят рядом с недостроенными, а у многих заложен только фундамент. Я слышу это от тебя не в первый раз и сам уже не раз говорил это другим, но Кольхаз не понимает прописных истин, даже если повторять их много раз. Стройплощадка Кольхаза пока еще не расчищена, ты понимаешь? При этом парню совсем неплохо, когда ты на ней спотыкаешься. Парень цепляется, как колючка, за каждое твое слово. Ты должен быть сторожем, а то он тебя подловит, прежде чем ты это заметишь. Прежде всего такие индивидуумы любят честность. Он ни на что так болезненно не реагирует, как на пошлость, нерешительность или скрытую ложь. Если ты на этом попадешься, ты для него больше не существуешь…

— Я еще никогда не лгал товарищам, — прервал его Рэке. — Может быть, порой ошибался, но никогда не лгал.

Трау подошел к полке с книгами. Раскрыв одну, он положил ее на стол и спросил:

— Ты спрашивал о стихах над его койкой?

— Да.

— И они показались тебе знакомыми?

— Да, но я не знаю, откуда они.

— Это они?

Рэке прочел стихотворение, удивленно вскинул брови:

— Да, они.

— Это одно из известных стихотворений Гёте, — сухо заметил Трау. — Входит в программу средней школы, мой милый.

— Проклятье, я чуть было не спросил, не он ли его сам написал! — Рэке сокрушенно покачал головой. — Хотя ерунда все это! Все мы солдаты и поставлены сюда для того, чтобы прежде всего охранять наш участок границы. Ты понимаешь?

— Понимаю, но с трудом, — ответил Трау. Он покачал головой и не без иронии добавил: — Не обижайся на меня, но тебя не всегда поймешь. Иногда ты удивительно хорошо умеешь обращаться с людьми, иногда ведешь себя как новичок. Ты говоришь, что все мы должны прежде всего защищать границу. Все это правильно, но выполнить такую задачу может только хорошо слаженный коллектив, ну, например, отделение.

— Кольхаз — это не отделение, а одиночка!..

— Что значит «одиночка»? — прервал его Трау. — Цепь бывает крепка только тогда, когда достаточно крепко каждое отдельное ее звено. Твое отделение сможет выполнить боевую задачу только вместе с Кольхазом. Ты этого тоже не понимаешь?

Рэке задумчиво посмотрел на Трау, который был на два десятка лет старше его.

— Разумеется, я это понимаю, — ответил он. — И несмотря да это, что же мне делать, если завтра в мое отделение прибудет художник, послезавтра — врач, а потом — математик и каждый из них будет предъявлять мне свои требования? Это несправедливо. Согласись, так дело не пойдет.

— Вряд ли врач станет требовать, чтобы ты удалил ему аппендикс, а Кольхаз — чтобы ты писал для него стихи. Все они хотят одного: чтобы их понимали… Такие, как Кольхаз, в большинстве своем люди впечатлительные, они выступают за справедливость, но порой не учитывают действительности, из которой вытекает необходимость того или иного действия. Они берут в руки газету и читают: «Нашей главной задачей является сохранение мира». А рядом с этим написано что-нибудь о маневрах, о границе по Одеру-Нейсе и о необходимости постоянно быть впереди. Но они не всегда понимают, что мы должны готовиться к войне хотя бы по той простой причине, чтобы сохранить мир.

— Да, но…

— Никаких «но»… Я уже знаю, что ты хочешь сказать. Тут помогает только терпеливое повторение одной и той же истины. До некоторых она доходит лишь тогда, когда они сами нос к носу столкнутся с суровой действительностью. Правда, позже такие скорее жизни не пожалеют, но задание выполнят.

— Это значит, я каждый раз должен искать к нему особый подход, — заключил Рэке. — Я должен его упрашивать, в то время как другим я просто приказываю, и так до тех пор, пока он не соизволит понять…