Хироюки Агава - Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг.

В начале 1942 года, 9 января, Ямамото послал ответ на благодарственное письмо от Огаты Такеторы; вот отрывок из него: «Благодарю за Ваше любезное письмо под Новый год. Военный человек едва ли может хвалиться тем, что «поразил спящего врага»; тут важнее позор, который переживает побежденный. Хотел бы, чтобы Вы оценили, увидев своими глазами, то, что делает враг: уверен, — взбешенный и возмущенный, он вскоре нанесет решительный контрудар, будет ли то полномасштабное морское сражение, воздушные налеты на Японию или мощная атака на главные силы нашего флота. В любом случае мое единственное желание — довести до конца первую стадию операций, до того как враг оправится, и по крайней мере внешне достичь какой-то основы для затяжной войны...»

Пассаж из письма Харады Кумао от 19 декабря 1941 года: «Благоприятные результаты, достигнутые в начале войны, позволяют предположить, что Госпожа Удача все еще благосклонна к Японии...»

Всякий, кто внимательно прочтет эти строки, остановится на таких фразах, как «Госпожа Удача все еще благосклонна к Японии», или «по крайней мере, внешне достичь какой-то основы для затяжной войны...». В те времена такие письма не публиковали.

Из письма к сестре Казуко 18 декабря: «Война наконец началась, но нет причин куда-то спешить, потому что почти наверняка она будет тянуться десятилетиями. Общество, похоже, делает много шума из ничего. Не думаю, что это на пользу образованию, общественной морали или росту производства... Не вижу, почему бы так возбуждаться, если кто-то потопил горсточку военных кораблей».

А вот письмо, адресованное главнокомандующему флота китайского района Коге Минеичи, который находился в Шанхае:

«Твое письмо от 15 декабря получил второго числа (говорят, в Куре накопилось сто тысяч писем и с ними не управляются). Большое спасибо за поздравления. Я со своей стороны должен поздравить тебя с взятием Гонконга несколько раньше, чем планировалось. Сейчас, когда Гонконг взят, мы, считаю, если посильнее ударим по Бирме, прищемим Чан (Кайши. — X. А.). Можно ли что-нибудь тут сделать?

Британия и Америка как-то недооценили Японию, но, с их точки зрения, все происходящее — это как собака кусает руку, ее кормившую. Возможно, Америка особенно намерена вскоре приступить к крупным операциям против Японии. Бездумное веселье дома действительно прискорбно; меня пугает, что при первом налете на Токио все станут увядать на глазах... На этой стадии мы не имеем права расслабляться. Остается лишь сожалеть, что у них на Гавайях тогда не было, скажем, еще трех авианосцев. В твоей части мира дела могут быть другие, поскольку твой враг рядом с тобой, на суше, а здесь, кроме случайных страхов при появлении субмарин 14 декабря, мы просто, как обычно, попусту пялим глаза на море. Вряд ли это веселый Новый год! Береги себя в этих холодах...

Против идеи налета на Гавайи серьезно возражали как в министерстве, так в частях, которые к этому имели отношение (кроме авиаторов). Заявляли, что, даже если кампания окажется успешной, это будет всего лишь показуха, а постигнет неудача — так она для Японии катастрофа. Посему у меня было в то время много неприятностей. Сейчас, однако, они довольны сами собой и рассуждают так, будто исход войны уже решен. Сказать правду, способности и проницательность верховного руководства флота волнуют меня сейчас больше, чем весь этот публичный гам».

Ямамото не мог себе позволить присоединиться к этой национальной эйфории, — очевидно, старался держаться в рамках и не позволить себя увлечь. Нельзя сказать, что в своих письмах к выдающимся лицам он искренен в выражении чувств; за исключением немногих друзей, таких, как Хори Тейкичи и Эномото Сигехару, только с Чийоко и еще одной-двумя женщинами мог он поделиться тяжестью на сердце.

Вестовые главнокомандующего в курсе личных дел Ямамото. Когда Оми разбирал его почту, то, перед тем как нести ему пачку, всегда клал любую весточку от Чийоко на самый верх. В те дни, когда приходило письмо, на котором адрес написан ее рукой, Ямамото выходил поблагодарить Оми; в другие дни не произносил ни слова. В письме к Чийоко, написанном Ямамото 28 декабря, есть такие строки: «Я получаю пачки писем и тому подобное со всей страны, но только твоих жду с нетерпением. Фотографии еще не готовы?..»

Письма от семьи приходили сравнительно нечасто, и вестовые про себя обвиняли его жену в безразличии. Но тут нет ничего нового, и это вовсе не свидетельство, какая из сторон «безразлична». По мнению Ямамото Чикао, Исороку неутомим в эпистолярном искусстве еще с тех времен, когда работал в офисе военно-морского атташе в Америке, но «не для семьи». Среди персонала атташе существовала традиция пользоваться дипломатической почтой, регулярно отправлявшейся из посольства в Вашингтоне в Японию, — в мешок вкладывали небольшие подарки, личные письма семьям. Как-то Ямамото Чикао предложил Ямамото послать что-нибудь жене и детям — последовал резкий ответ: «Нет. Не вижу необходимости». Не исключено, конечно, что причиной было его обычное смущение, когда перед другими вдруг затрагивались его личные проблемы и чувства, но факт, что внешне он мягок с женщинами и детьми из чужих семей и крайне сух по отношению к своим близким.

Эта черта характерна для Ямамото и во многих других ситуациях. Как-то решили обратиться к известному художнику Ясуде Якихико, работавшему в традиционном японском стиле, с предложением написать портрет Ямамото; один из друзей, прослышавший об этом, сообщил Ямамото в письме. В ответе говорилось: «Что касается портрета у Ясуды, для этого не вижу оснований... Как я представляю, портреты — это вульгаризмы, которых следует остерегаться чуть менее строго, чем бронзовых статуй».

В конце концов Ясуде не удавалось нарисовать портрет Ямамото при жизни, — пришлось пользоваться фотографиями, когда он писал портрет «Адмирал флота Ямамото Исороку 8 декабря», выставленный в 1944 году на Специальной выставке искусства военного времени под эгидой министерства образования. Эта картина, считавшаяся одной из лучших, принадлежащих кисти Ясуды, после войны исчезла; предполагалось, что ее вывезли в Вашингтон американские моряки; местонахождения ее никто не мог установить, пока в 1966 году не выяснилось, что она находится в частной коллекции в Японии.

Видимо, Ямамото недолюбливал стиль сообщений императорского генерального штаба по радио, с музыкальным сопровождением в виде возбуждающей военной музыки, вроде хорошо известного «Марша линкора». Однажды в начале 1942 года, когда разговор в кают-компании офицеров штаба зашел об этих радиосообщениях, Ямамото с видимым отвращением произнес:

— Что им в самом деле нужно — это спокойно говорить правду народу. Вовсе ни к чему бить в большие барабаны. Официальные сообщения должны содержать абсолютную правду, — как только начинаешь лгать, считай — война проиграна. Точка зрения дивизиона информации совершенно ошибочна. Все эти разговоры о том, что надо направлять общественное мнение, поддерживать мораль нации, пустая болтовня.