Иван Шевцов - Бородинское поле

В народе говорят: как аукнется, так и откликнется. Черствость и невнимательность Святослава исподволь, постепенно оставляли горький осадок на душе Валентины, она тайно страдала, чувствуя, как черствеет ее душа, не находя ответа на ласки и тепло. Тонкая, чувственная женщина долго не может без взаимности, рано или поздно найдет ответный отклик, даже если и не будет искать его - сам отыщется…

Валя наполнила ванну негорячей, теплой водой, вошла в спальню, разделась и, обнаженная, задержалась у большого зеркала. Удивленная, она с любопытством смотрела на свое отражение, словно видела себя впервые вот так, во весь рост, нагишом. Перед ней стояла стройная девушка, классически сложенная, точно изваянная великим скульптором античной Эллады. Ее особенная грация таила в себе страстную томность. Удивительные пропорции тела, гибкого и нежного, еще сохранившего ровный и негустой загар юга, две пряди темно-каштановых недлинных волос, взметнувшиеся двумя крылами, - все это объединено в удивительную гармонию изящества и целомудрия. Да, природа хорошо позаботилась о ней. Именно природа. Валя родилась и выросла в деревне, предки ее и родители испокон веков пахали землю, растили хлеб и скотину. Валя познала нужду, холод и голод в годы войны: их деревня, на западе Московской области, несколько месяцев находилась под фашистской оккупацией. Работала в поле и на колхозной ферме, была пионервожатой, активной комсомолкой, окончила столичный институт.

Глядя в зеркало, Валя застыдилась и ушла в ванную. Она не умела расточать свою красоту. Мылась долго, нежилась, вспоминая сегодняшний юбилей и его участников. Улыбнулась невольно, вспомнив, как Орлов-старший щеголял словами "интеграция", "параметры", "эскалация" и тому подобное. А ведь, наверно, неглупый человек, при солидной должности. Но почему Олег его откровенно недолюбливает? Разные они. И позиции у них разные - идейные и эстетические. Орлов - это Брусничкин, два сапога. И Людмила Борисовна - сестра Олега - достойна своего мужа. Туда же глядит. Верно говорят: куда иголка, туда и нитка. Но мысли ее не задерживались ни на Орловых, ни на других участниках юбилея. Она думала об Олеге и гнала преследующие ее мысли. Попыталась отвязаться от них за чтением последнего номера "Огонька". Телефонный звонок, длинный, междугородный, спугнул ее мысли. "Это Слава", - подумала она, беря трубку. И удивилась, обрадовалась, когда услыхала голос Олега. Он звонил с дачи, спрашивал, как она доехала. Доехала нормально, что могло случиться? И стоило ли ради этого заказывать междугородный разговор? И конечно же не ради того, чтоб спросить, как добралась, звонил Олег. У него было важное дело: просил завтра же показать ему эскизы наружной мозаики и внутренних фресок подгорской гостиницы. Он вспомнил - это нужно безотлагательно, завтра. Он ждет ее в своей мастерской…

Это был предлог. Эскизы можно было показать и через неделю, и через месяц. Олегу хотелось видеть Валю, просто видеть. Валя давно ему нравилась, еще со времени строительства Дворца культуры. Уже тогда в нем пробуждалось к ней нечто неиссякаемое, он это понимал и, подчиняясь голосу рассудка, подавлял в себе это чувство. Сегодняшняя встреча, начиная с букета белых роз, все в нем опрокинула вверх дном, сломала барьеры и тормоза. Он испытывал изнуряющее душу томление. Страсть приносила ему страдания. И он, придумав эту невинную ложь об эскизах, позвонил. Валя, доверчивая и немножко наивная, поверила, что дело в эскизах, заволновалась. Отбросила в сторону "Огонек", встала и разложила на полу эскизы. Многие представляли собой незаконченные наброски, иные ей самой не нравились. Словом, все еще находилось в стадии работы, творческого поиска. Тематически они разделялись на три части. Первая посвящена историческому прошлому России, и в частности древнему городу Подгорску, граждане которого вписали в героическую летопись Отечества немало ярких страниц. Вторая часть - ратному подвигу народа нашего в годы Великой Отечественной. И третья часть - всемирному братству народов. Теперь она строго, критически смотрела на эскизы и пыталась как бы взглянуть на них глазами Олега: понравятся ли они ему? Это было главное. Она боялась огорчить его. Он строг, требователен, снисхождения от него не жди. Да она и не хотела снисхождения. Речь идет не о каких-то сиюминутных эстампах ширпотреба - это же на века.

Сознание того, что она творит на века, что это должно остаться и тогда, когда уже не будет в живых и ее и Олега, вызвало чувство ответственности и гордости, заставило сосредоточиться и строже взглянуть на свой труд. Боязнь, что эскизы не понравятся Олегу, бросала ее в состояние уныния и страха. Нет, она не понесет эти эскизы завтра, они не готовы. Предстоит еще большой труд, новые поиски. Она позвонит ему утром, объяснит, и он поймет, он должен ее понять, он добрый, он славный.

Поговорив с Валей по телефону, Олег тотчас же уснул: сказывалась усталость, вызванная возбужденностью и нервным напряжением. Когда Варя, разделавшись с посудой - пришла в спальню, Олег уже видел первые сны. Снилось ему совсем не то, что б он хотел, - снился ему Леонид Викторович Брусничкин, сидящий на царском троне, в шапке Мономаха и в парчовой одежде Годунова (перед этим Олег с Варей слушали в Большом театре оперу Мусоргского, партию царя Бориса великолепно исполнял Александр Огнивцев). Олег сначала удивился, увидав Брусничкина в таком одеянии, спросил его: "Что за клоунада? Цирк! Ты что, архитектуру забросил и в театр перешел?" - но грозный царь - теперь он уже был похож на Ивана Грозного - строго осадил его каким-то неестественно визгливым, истеричным окриком: "Я государь! Ты что, ослеп, не видишь? На мне шапка Мономаха!"

Олег присмотрелся - и действительно, та самая, уникальная, знаменитая историческая реликвия, которую он видел в Оружейной палате, торжественно покоилась сейчас на голове Брусничкина. А все десять пальцев его рук сверкали бриллиантами, сапфирами, рубинами, изумрудами. И на каждом пальце по нескольку колец и перстней. "Да что ж это такое, как могло случиться? Брусничкин - и вдруг на царском троне?" - с досадой и негодованием подумал Олег.

Но ведь шапка Мономаха - это же историческая реликвия, национальное достояние! И как он посмел, Брусничкин, прикоснуться к ней, напялить на свою безголовую башку! Ему вспомнилась смешная фраза, которую он слышал на стройплощадке: бригадир, отчитывая нерадивого рабочего, говорил: "Безголовая твоя башка". И вот теперь Брусничкин напялил корону русских царей на свою безголовую башку. Значит, он ее выкрал из Оружейной палаты, проник в Кремль и выкрал. Надо позвать милицию, а то, чего доброго, уплывет эта бесценная реликвия за рубеж, как многое уплывало.