Иван Шевцов - Бородинское поле

- Ну, Добрыня Никитич, прощай. Жив будешь - напиши моим в Москву. Адрес ты знаешь. А доведется побывать в столице - зайди, расскажи, как мы били фашистов. О конце особенно не распространяйся, не нагнетай.

Обнялись, расцеловались по-мужски и по-солдатски. Ничего не сказал Добрыня в ответ, лишь по глазам своим рукой провел да Кирилла по плечу похлопал. Потом и другие товарищи простились с лейтенантом и Кириллом, сочувственно и с какой-то стеснительностью, совестливой неловкостью смотрели им в глаза короткими, скользящими взглядами, словно были в чем-то виноваты, совсем не думая о том, что шансы остаться в живых у всех у них равны.

И вот они вдвоем в танке, который не может двигаться. У них девять снарядов: четыре бронебойных - это для стрельбы по танкам и пять шрапнельных - для пехоты. Есть еще патроны для пулемета, но придется ли их использовать? Ведь главная опасность - танки. А их ни шрапнелью, ни пулей не возьмешь. Кирилл напоминает:

- Вы обещали старшему сержанту еще раз прочесать рощу.

- Да, обещал.

Макаров шрапнелью бьет по кустам, откуда пыталась наступать пехота врага. Сразу три снаряда. Пусть знают наших. Затем разворачивает башню на сто восемьдесят градусов и берет на прицел головной танк. Он ждет, у него достаточно терпения и выдержки: пусть подойдут поближе. Бить только наверняка - ведь на три танка всего четыре снаряда. Он помнит об этом. Помнит и свою уязвимость: к этим идущим на него танкам он стоит задом. От первого же попадания танк загорится. А враги идут, выставив вперед толстую лобовую сталь. Идут смело и беспечно. Кажется, ничего не подозревают. Игорь целится в гусеницу.

Выстрел!

Немец разворачивается на одной гусенице. Игорь спешит воспользоваться случаем: второй выстрел - и танк горит. Идущие за ним останавливаются. Видно, не ожидали встречи с советским танком. Делают по одному выстрелу просто по кустам: должно быть, еще не обнаружили хорошо замаскированный танк Добрыни. Игорь ждет. Ждут и фашисты. Выпустив по кустарнику по три снаряда, они стоят в нерешительности, не зная, что предпринять.

Неожиданно Игорь пожалел, что не отправил с Добрыней последнего письма к родным. Прощального письма. Спрашивает Кирилла:

- У тебя есть родные?

- Есть. Отец, мать, две сестры. Замужние. Я самый младший.

- Где они?

- В Ростове. Ростов Великий знаете? На берегу озера Неро. Наш город славится колоколами и луком. Церквей у нас много и лук хороший.

- И невеста у тебя небось есть? - почему-то интересуется Игорь. У Игоря нет ни жены, ни невесты.

Кирилл молчит. Затем после паузы спрашивает:

- А почему они не стреляют в нас? И не наступают?

Теперь Игорь какое-то время молчит и затем вместо ответа спрашивает:

- Скажи, Кирилл, страшно умирать? Боишься?

Спросил и тотчас же пожалел: к чему этот вопрос, совершенно неуместный здесь. Но Кирилл ответил:

- А что поделаешь, на то и война…

Игорь сразу вспоминает погибших в его танке наводчика и заряжающего. Но мысль его прерывает взрыв снаряда - совсем рядом. За ним второй, третий, четвертый. Это стреляют два танка: значит, обнаружили. Игорь решает пока не отвечать на их огонь.

И вдруг резкий удар и взрыв. Снаряд угодил в мотор. Резкий запах ударил в нос.

- Горим! - закричал Кирилл.

- Давай выбираться, помоги мне, - скомандовал Игорь. Через минуту они были уже в кустах. Кирилл не оставлял Игоря. Опираясь на плечо механика-водителя, Игорь заковылял на противоположную сторону кустов.

Неожиданно до них донесся гул моторов. Он шел с юго-востока, характерный гул танков. И чем ближе и сильней доносился этот гул, тем ярче и четче слышались в нем знакомые звуки. Они затаились, прислушались. Стрельбы не было, но моторы гудели и приближались. Теперь уже ясно было, что танки идут по гряде кустов. Они залегли, притаились в орешнике, с которого уже падал лист. Игорь вынул из кобуры пистолет, загнал патрон в патронник. Нет, живым он не дастся, пусть не рассчитывают. Уже слышен треск сучков и деревцев под гусеницами. А вон показалась и башня со стволом, а за башней солдаты. Он смотрит и не верит глазам. Да это ж тридцатьчетверка. Одна, за ней другая. А на ней - Добрыня Кавбух.

- Добрыня! - кричит Игорь и, хватаясь за куст, пытается подняться.

Кирилл подхватывает лейтенанта и не может сдержать восторга:

- Наши!.. Наши!.. - Но голос пропал, еле слышен.

Танк останавливается прямо возле них, Добрыня соскакивает на землю первым. Затем открывается люк и выходит Александр Бурда. Усталое, исхудавшее, заросшее щетиной, вымазанное соляркой лицо его улыбается.

- Макаров! Жив? - Бурда обнимает Игоря. Он, как всегда, полон энергии, этот неутомимый крепыш.

- Саша, дорогой, Александр Федорович… - взволнованно говорит Игорь, не выпуская руки старшего лейтенанта. - Я-то жив, а вот вас мы уже похоронили, думали - все. И комбриг уже, говорят, потерял всякую надежду.

- Ну, значит, будем долго жить, - широко улыбаясь, говорит неунывающий, лихой Бурда.

- Это уж точно, есть такая примета, - подтверждает Кавбух.

Но лицо Бурды вдруг становится строгим, он смотрит настороженно вперед, в сторону Мценска. Говорит:

- Надо спешить. Мы ударим им в тыл. - И быстро отдает распоряжение: - Раненого лейтенанта Макарова - в танк, остальным бойцам его взвода - на танки, на броню.

И ударили внезапно по немцам с тыла, да так ударили, что удар их вместе с залпами "катюш" решил исход боя 6 октября 1941 года.

Еще 12 сентября начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер записал в своем дневнике: "Русский танк Т-34 (25 тонн) весьма хорош и быстроходен. К сожалению, не захвачено ни одного пригодного образца этого танка". А через тридцать лет Дмитрий Данилович Лелюшенко, уже генерал армии и дважды Герой Советского Союза, в своих мемуарах напишет:

"В самый тяжелый момент в тылу наступающих немецких танков внезапно появились наши тридцатьчетверки и стали в упор расстреливать фашистские машины. В боевых порядках врага началось смятение. Откуда это своевременное, подкрепление? Выручил нас… Александр Бурда. Он со своей боевой ротой вышел-таки из вражеского тыла, повел машины прямо на гул сражения и дерзко ударил по боевым порядкам и штабу 4-й немецкой танковой дивизии. Атака подразделения Бурды была ошеломляющей. Фашисты, по-видимому, решили, что их окружают, и стали отступать. Воспользовавшись этим, части корпуса перешли в контратаку пехотой с фронта, танками с флангов".

Гудериан в своих "Воспоминаниях солдата", тоже после войны, записал: "6 октября… южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить".