Эрвин Ставинский - Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц?

Да, было над чем поломать голову…

Резкий свисток локомотива вернул Зарубина к действительности. Вагон встряхнуло. Сын заворочался во сне, но утих.

«Видимо поезд вписался в крутой поворот, — мелькнуло в голове у Василия, и мысли его снова вернулись к делам. — Леман, Леман… С ним я встретился теплым мартовским вечером, когда Берлин оживает, открывая двери вечерним посетителям, заполняющим бары и кафе после трудового дня.

Я сам выбрал место и время встречи — в обычном немецком кабачке, который вечером заполняется самой разношерстной публикой. Но пока он был еще пуст.

Я не видел Вилли со времени его болезни, когда он пролежал десять дней в постели, а потом взял отпуск. Я шел на встречу и мысленно его себе представлял — его крепкую, грудастую фигуру, округлое лицо с тяжелым подбородком, его сдержанную улыбку и такую же манеру говорить — обо всем обстоятельно.

Уже около часа я находился в движении, чувствуя напряженное ожидание этого первого момента встречи и обычное сомнение: придет или что-нибудь случилось? Поездив по городу, посетив кинотеатр, оставив возле него свою автомашину, я вышел на стоянку такси.

— Пожалуйста. Кантштрассе и побыстрей…

Вот и мое кафе. Я его специально проехал, чтобы потом вернуться пешком и осмотреть, все ли вокруг спокойно.

Толкаю дверь, вхожу, чуть задерживаюсь у входа и быстро оглядываю зал, вроде ищу себе место. В зале еще тихо и не накурено. Кельнеры, не спеша, разносят пиво.

Ага, вот и Леман. Он сидит слева от входа, лицом ко мне. Второй стул за его столиком слегка отставлен в сторону и на нем лежит его шляпа. Это значит, что все спокойно.

Леман неторопливо пьет пиво. Вид у него уставший, как у человека после трудового дня. К тому же он, видимо, еще полностью не оправился после болезни.

Я сделал вид, что ищу, и вот, наконец, увидел друга. Он тоже приветливо машет мне рукой. Два приятеля встретились за пивом после работы. Кто скажет сколько таких встреч происходит ежедневно в берлинских кафе. Тысячи? Десятки тысяч? Встречаются приятели, знакомые, деловые люди. И наша встреча абсолютно ничем не выделяется из великого множества подобных свиданий.

Конечно, никакой кельнер не мог предполагать, что каждая деталь этой встречи была заранее продумана и оговорена, и если бы, скажем, шляпы Лемана на ступе не оказалось, значит мне пришлось бы искать другой стол, а свидание было бы перенесено на другой день и другое место.

— Не возражаешь, если я присяду? — спросил я.

— О чем ты спрашиваешь, я уже заждался тебя. Садись дружище! — улыбается Вилли. Я машу кельнеру рукой, показывая пальцами — одно пиво. Он кивнул и через несколько минут кружка светлого с пеной вверху стояла передо мной.

— Как самочувствие, Вилли? — спрашиваю я.

— Понимаешь, ко всему прочему был приступ почек. Боли такие, что я просто терял сознание. Но сейчас уже все позади, — он улыбался. — Спасибо, что помог мне добраться домой тогда!

— Врача вызывали?

— Да, приглашали моего лечащего врача. Он настаивает на серьезном обследовании. Если договорюсь на службе, обязательно его пройду.

— Как жена себя чувствует?

Я внимательно слушал рассказ Вилли о его семейных делах, о здоровье жены, которая тоже часто болеет и в такт согласно покачивал головой. За несколько минут мы успели обменяться условными фразами, подтверждающими, что в его положении все нормально и мы можем переходить ко второй части нашей беседы.

Прежде всего надо было выяснить, имеет ли он при себе материалы для меня. Выяснилось, что после болезни он еще не вошел в ритм жизни отдела, поэтому документальных материалов добыть не смог, но сообщил интересную новость. Оказывается, Геринг под видом охоты совершил неофициальный визит в Польшу и предложил полякам заключить антисоветский альянс. Цель совместный военный поход на Москву. Украина в этом случае станет сферой влияния Польши, а северо-запад России достанется Германии.

Пилсудский отказался, заявив, что у Польши слишком протяженная граница с Советским Союзом, поэтому ей нужен мир, не война.

Я передал Брайтенбаху несколько новых заданий Центра, в том числе постоянно собирать сведения о пребывании в тюрьме лидера компартии Тельмана. Кроме того, передал благодарность руководства за информацию о попытках нацистов совершить путч в Австрии, а также за сведения о конструкторе Зандберге и его ракетах.

Пиво было выпито, мы расплатились и вышли на улицу.

— Есть одно срочное дело, — сказал я, когда мы оказались на улице. — Полицией арестован некий Ковальчик, владелец частного сыскного бюро. Ты его знаешь?

— Ковальчика знаю. Высокий такой, возраст около 60 лет, одет всегда элегантно. Внешность и повадки, как у типичного поляка. Любит выпить и поволочиться за женщинами. Он был конкурентом Новаковского. Слышал, что его арестовали, но за что — не интересовался.

— Сейчас он свободен. Хотелось бы знать, что послужило причиной ареста и почему его выпустили.

— Понятно… Попробую узнать — Леман улыбнулся. Однако мне было не до улыбок, слишком серьезным было это дело.

— Прошу тебя, Вилли! Будь крайне осторожен! Не исключено, что его завербовали. Ваши сразу могут обратить внимание на того, кто будет интересоваться этим делом. Не спеши.

— Я все понимаю. Сделаю как надо!

Я немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Ты понимаешь, Вилли, мне неприятно об этом говорить, но я обязан это сделать! Так действовать нельзя! Ты совершил грубую ошибку. Я имею в виду прошлый случай, когда ты вызвал меня на встречу и пришел совершенно больной! Ты понимаешь, что мы не спасательная команда!

Мне хотелось говорить с ним по-человечески, доверительно, а получались какие-то штампованные фразы. Возможно от усталости, от нехватки времени и, быть может, от непроизвольного стремления поскорее изложить существо дела выходило как-то не так.

— Я думал, что это очень важно, что нужно помочь… — Вилли явно был в растерянности.

— Тут и думать нечего! Ты не имел права сразу же звонить по телефону, тем более, что ты чувствовал себя уже больным. Я уж не говорю о том состоянии, в котором ты пришел на встречу! А если это была «наживка», чтобы выяснить клюнет ли на нее кто-нибудь? Ты об этом подумал? В таком состоянии ты даже провериться не мог! — Некоторое время мы шли молча.

— Это не твое дело! И не мое! — опять начал я. — Если бы я занимался «благотворительной» деятельностью, как это делаешь ты, я бы уже десять раз сгорел!

— Но, Ярослав…

— Я ничего не хочу слушать! Да! Жалко! Но у нас жестокая работа и мы не имеем права даже на жалость! Хотя на этот раз может быть все сойдет благополучно, но я не сомневаюсь, что в отделе у вас будет расследование… Как это так! Человека взяли в разработку, и он вдруг исчезает! Сейчас начнут все поднимать, будут цепляться за каждую мелочь. Помни об этом и будь предельно осторожен!