В. Дайнес - Правда о штрафбатах - 2

В.Черепков, вспоминая о наступлении штрафной роты на одну из деревень на территории Польши, рассказывал, что противник вел сильный огонь, не давая атакующим поднять головы. «Я встал и закричал: кто хочет жить, за мной, — вспоминал Александр Васильевич. — Поднялись не все. Короткими перебежками продвигались вперед. Мы штурмом взяли крайние дома и выполнили боевую задачу. Позже я узнал, что за тот бой меня наградили орденом Красного Знамени». [135] Цит. по: Крутиков А. Он командовал штрафной ротой, а затем учил детей играть в шахматы // Санкт-Петербургские ведомости. 2007. 4 мая.

В.Карпов: «Нашу роту, состоящую из 198 человек, отправили на Калининский фронт, под город Белый. После первого же боя в ней осталось 9 бойцов. Рота только до проволоки и успела добежать. Но я не был даже ранен. В следующем бою, после переформирования, нас немного поддержали огнем. Ворвались мы в траншею, затеяли рукопашную, захватили позицию, задачу выполнили. Через какое-то время смотрим — опять одни. Никакого наступления ни справа, ни слева. Вышел тогда против нас один немецкий танк и начал расстреливать в упор. Результат оказался тот же, что в первый раз». [136] Цит. по: Гавриленко А. Остаться в живых // Военно-промыш- ленный курьер. № 17 (183). 2007. 9—15 мая.

Общее, в целом, представление о действиях штрафников дает в своей повести «Люди в кирасах» И. Толстой. «После прорыва обороны немцев батальон был выведен из боя, — пишет он. — На его долю еще оставалось немало черной работы. Зная ударную силу панцирников, командование бросало батальон туда, где обязательно надо было что-нибудь «рвать» или «штопать». Тяжелые бои сменялись стремительными маршами, марши снова боями. Скоро фигуры бойцов с серо-зелеными щитами на груди были известны чуть ли не всей армии. Там, где они появлялись, окружающие оказывали им почтительное уважение. Самим панцирникам некогда было разобраться в том, хорошо или плохо они воюют… Пленные рассказывали о том страхе, который испытывали, когда узнавали, что против них действуют «панцерменшен». [137] Цит. по: Штрафники: Сборник. — М.: Патриот, 1990. С. 414. Далее Толстой повествует о том, как действовали «панцерменши»: «… Едва только они успели выскочить из машин, как раздалась команда, и роты бегом двинулись на высоту. Конечно, никто из них тогда и не предполагал, насколько эта именовавшаяся на картах «высота 208,3» была важна для командования. Никто не думал о том, что для многих из них она будет последним испытанием… Батальон решительной контратакой восстановил положение, но понес немалые потери…». [138] Там же. С. 417.

В книге М.Г. Орешета «Осиротевшие берега» рассказывается о штурме хребта Муста-Тунтури на Кольском полуострове. Хребет — это гранитные горы с крутыми уступами, поднимающимися у губы Волоковой до высоты 262 м от уровня воды и понижающиеся затем до высоты 93 м. Заканчиваются они примерно на середине перешейка между полуостровом Средним и материком. Противник создал здесь заблаговременно сильно укрепленную оборону, применяя передовую технологию строительства. Штабы, казармы, лазареты прятали в катакомбах, специально вырытых в скалах. «Исходя из наличия укреплений, огневых средств и находившихся там сил, взять Муста-Тунтури в атаке было невозможно, — отмечал генерал-лейтенант артиллерии Яков Дмитриевич Скробов. — Планируя наступление, мы бросили в прорыв штрафбат, и основные силы пошли в атаку на второстепенных участках с целью выхода в тыл противника. Но и этот замысел можно было осуществить, лишь пролив много крови. Что помогло? Однозначно — наступление наших войск со стороны Мурманска. Немцы стали спешно отходить, спасая свои шкуры, и на хребте оставили только сильные группы прикрытия. И еще здорово помогли атакующим штрафники».

Командир 614-й отдельной штрафной роты Н.И. Рябцовский, которая участвовала в штурме хребта Муста-Тунтури, вспоминал: «Накануне атаки мы вышли к Муста-Тунтури, и такими вдруг букашками себя почувствовали перед этой громадиной. Даже про немцев не думалось — страшно было от одной мысли, что предстоит идти по таким кручам. Вдарили мы, значит, по ущелью. Бежим с полной выкладкой, дух запирает, ноги ватные, сердце в глотке. Метров за сто перевалили, когда фашисты стали гранатами угощать. Одновременно на минное поле попали. Тут и сил-то нет, поиссякли, да куда денешься в узком каменном мешке? Ребята падали, как ржаные колоски. Штурмуем дальше. Впереди скала, а за ней пологий подъем метров в сто по совершенно лысому камню. Как нас враг там расстреливал! Со смаком. Тела так и скатывались вниз, а команда: «Вперед! Вперед!» Перед атакой было нас 750 человек. Сколько солдат добежало до линии немецкой обороны, сказать не могу. Погибших наспех прикрыли камушками и тут же давай писать дурацкие отчеты, кто да как себя проявил в кровавой атаке. Вот думаю: а была ли она нужна?»

Е.А. Гольбрайх: «Ни мы, ни немцы не ходили в атаку толпами, как в кино. Потери бы были слишком велики. Движется довольно редкая цепь, где бегом, а где и ползком. В атаке стараешься удержать боковым зрением товарища». [139] Цит. по: Их заменить было некому. Воспоминания фронтовика Ефима Абелевича Гольбрайха // Крымская правда. 2006. 23 августа.

А.В. Сорока: «Сопки кругом. Мы внизу, а немцы наверху. Обстреливали каждую ночь. Пошли мы в «вылазку». Идем, стреляем, я спортсмен — впереди всех. Потом назад. А утром наградили меня медалью «За отвагу». Следующее утро — снова «Вперед!». Немцы подпустили нас поближе и стали поливать из миномета. Вокруг летели головы, руки, ноги, куски тел…» [140] Цит. по: Вишневская С. Начал войну в штрафной роте, а закончил — настоящим художником… // Micro. 2007. 9 июля.

А вот как описывает B.Л. Кондратьев в повести «Встречи на Сретенке» наступление штрафников на одну из деревень: «Поле было в серой предрассветной дымке… Немецкие ракеты все реже и реже взлетали в небо, уже бессильные пробить своим светом предутренний туман. Батальон полз, полз быстро; умело хоронясь за трупами, и Володьке думалось, что метров на двести, если не больше, они продвинулись. Деревня все яснее и яснее вырисовывалась острыми крышами изб… Скоро, скоро надо будет подниматься в атаку… Рядом полз Генка, с другой стороны Вадим, подполковник приотстал — возраст.

— Ну, значит, в последний, решительный? — прошептал Генка, криво усмехнувшись.

И сразу же после его слов с левого фланга немецких позиций застрочил трассирующий пулемет. Красные нити заметались над людьми — надо подниматься. Без всякой команды, как один, поднялись с земли и побежали… Поначалу бежали молча, потом кто-то выматерился, а за ним и другие…

Немцы усилили огонь. Вся немецкая передовая расцветилась огоньками выстрелов, но рев матерных вскриков, густо нависший над полем и перекрывающий, пересиливающий пулеметный бред, дал понять немцам, какое подразделение прет на них, и огонь начал угасать, а мины, перелетая, рвались уже позади батальона. Володька видел, как немцы стали покидать свои позиции — орущие, с разодранными ртами и налитыми кровью глазами штрафники приближались к их окопам.