Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Такой маневр мне удалось совершить и во второй раз. И я только после этого заметил, что два запасных колеса пробиты. То, что пробито второе, я заметил на главном перевязочном пункте в Красее, когда перено­сил раненых в землянку. Хорошо, что мне удалось еще уехать оттуда, потому что вид страданий может даже на­стоящего солдата довести до полной потери боеспо­собности.

Когда я хотел уже в третий раз повторить свою по­ездку по пустынным дорогам и сырым от дождя полям до опорного пункта, доехать туда мне не удалось, пото­му что иваны все же его захватили. Командир со своими офицерами сидел на корточках в придорожной канаве и пытался выяснить обстановку.

Там, где были опорные пункты рот, еще шла ожесто­ченная перестрелка, но пулеметные очереди к ней уже не примешивались. Это можно было ясно услышать. Из района Лужино, дальше к северу, стрельба наших пуле­метов еще доносилась, однако ее забивал треск пистолетов-пулеметов противника и выстрелы танко­вых или полевых пушек. Доктор Грютте поручил мне не­медленно ехать назад, забрав с собой раненых и доне­сение для передачи в штаб полка, раздобыть и привезти боеприпасы, добавив: «Все равно как!» В ротах патро­нов совсем не осталось, а связи с командным пунктом полка никакой не было.

Когда я ехал назад, то увидел, как солдаты из вер­махта на дороге разгружают подбитый тяжелый грузо­вик с боеприпасами. В Красее я выгрузил раненых и поехал дальше на командный пункт полка с донесени­ем, сдал его и получил устный приказ для батальона: «Продолжать удерживать позиции!» Назад поехал той же дорогой. Из Горшковичей в Красею строем шли сол­даты нашего обоза: сапожники, портные, оружейные мастера, водители — из всех рот. Все, кого можно было собрать, шли на передовую. Они шли быстрым шагом по сторонам дороги. Это было лучше, чем ехать на ма­шинах, притягивавших к себе огонь из всех видов ору­жия. Штурмовики господствовали над дорогами и нале­тали всегда неожиданно, в то время как о нашей авиа­ции нельзя было и мечтать.

На складе боеприпасов вермахта никакой охраны. Быстро выясняю: есть все виды боеприпасов для пехот­ного вооружения, включая снаряды для «танковых мо­лоточков» и легких пехотных орудий. Ящики с патрона­ми для карабинов в обоймах, «лимонки» и (какая пре­лесть!) снаряженные пулеметные ленты! Гранаты на длинных ручках я отставляю в сторону: они занимают слишком много места. Мимо меня проезжает штурмо­вое орудие. Его командир спрашивает меня, где нахо­дится мой батальон. За ним едет взвод мотоциклистов. Я прошу их взять с собой как можно больше боеприпа­сов. После этого я выезжаю вперед. Полностью нагру­женный, я еду не быстрее штурмового орудия. Еще до ската высоты, которую иван полностью просматривает, нас уже ждали и показали, куда ехать. Подносчики бое­припасов быстро расхватали мой смертоносный груз. Меня обругали дырявой задницей за то, что я не привез минометных мин. Ладно, зато есть чем стрелять пуле­метчикам.

Быстро формируются ударные группы. На место вы­битых офицеров встают умелые унтерфюреры. И они идут снова на врага. Он тоже уже устал и заплатил хоро­шую кровавую цену за свои успехи. От моего участия отказались. Я должен был снова ехать обратно с сидя­чими ранеными и снова получил приказ привезти бое­припасы.

Подъехали санитарные автомобили и стали забирать тяжело раненных. Наконец-то! Они уже несколько часов лежат на сырой земле, потому что носилки использова­ли для отправки в тыл неспособных передвигаться.

Со штурмовым орудием во главе, охраняемым со­провождающей пехотой, наш последний резерв обру­шился на удивленного противника и к вечеру отбросил его на исходные позиции. Его огромные людские поте­ри оказались напрасными. Начиная с раннего утра ска­шивалась одна наступающая волна за другой, до тех пор, пока не кончились боеприпасы, включая скрытые

«запасы на черный день» каждого пулеметчика, каждого командира взвода, каждого ротного. Сквозь их позиции прорвались, но они продолжали держаться, пока не по­гибли, заколотые гранеными штыками красноармейцев и забитые прикладами их винтовок, погребенные под кучами мертвых советских солдат, имевших семикрат­ное превосходство.

Это был первый день боев за Лужино, незначитель­ный населенный пункт, ставший краеугольным камнем обороны этого участка фронта. В последующие дни и ночи натиск противника не ослаблялся. С первых часов наступление его семи дивизий поддерживалось танко­вой и кавалерийской дивизией. Неприятным сюрпри­зом для нас были большие количества его новых танков Т-34. Этот танк был способен быстро передвигаться и по труднопроходимой местности, имел надежное бро­нирование и мощную пушку. Он представлял собой большую опасность для наших окопавшихся стрелков и пулеметчиков. Те, кто не становился жертвой осколоч­ных снарядов и пулемета, наматывался на гусеницы. Наша никуда не годная 37-мм противотанковая пушка была бессильна против мощного бронирования. Она еще что-то могла сделать против американского танка «Генерал Ли», представлявшего собой хорошую цель с его трехэтажной высотой и плохой проходимостью, если сама до этого не становилась жертвой двух его пу­шек и 12-мм пулемета.

Наша оборона становилась все более уязвимой, рас­стояние между окопами стрелков и пулеметчиков все больше. Если 25 сентября еще удалось снова захватить Лужино, то уже через короткое время противник обру­шился на нас со всей мощью, проводя массированные атаки с большим количеством танков. Снова разыгра­лась та же горькая игра, что и в предыдущий день. Про­тивник прорывался густыми, следующими из леса у Лу­жино одна за другой цепями, подгоняемыми комис­сарами, стрелявшими из пистолетов. Снова та же мясорубка, что и в предыдущий день. Наши тяжелые пу­леметы накрывали цепи уже на большой дальности и скашивали их в буквальном смысле этого слова. Оборо­няющиеся знали, что это такое: наши враги «жгли» волну за волной. Своих павших атакующие русские использо­вали как укрытие и как упор для стрельбы, и атаковали дальше, пока сами не становились укрытиями и упора­ми. Такое использование людей представить себе было невозможно. В наших рядах крики «Санитар!» и «Патро­ны!» становились все чаще. Т-34 стреляли по каждому, появившемуся на открытой местности, не давая эвакуи­ровать раненых и поднести боеприпасы. Наш новый ба­тальонный врач доктор Бутцаль на самой передовой ухаживал за тяжело раненными, пока при благоприят­ной возможности (когда враг залегал под заградитель­ным огнем нашей артиллерии или когда он допускал вы­нужденную передышку) их не относили в тыл.

Тщетно наша 37-мм противотанковая пушка пыта­лась отбиться от нового Т-34. Снаряд за снарядом по­сылал наш отчаянно воюющий орудийный расчет, пока его не давили гусеницы. Только новые 50-мм противо­танковые пушки, которых было недостаточно и которые находились на вооружении истребительно-противо-танкового батальона дивизии, могли еще справиться с тяжелым советским танком. Еще вчера, когда началось наступление, наводчик штурманн Кристен из 15 танков в ближнем бою подбил семь и предотвратил прорыв. Сегодня утром снова десять Т-34 попытались провести за собой сопровождающую пехоту и прорвать немецкий фронт обороны. Под свинцовым градом вражеского стрелкового оружия погиб весь расчет, штурманн Кри­стен был тяжело ранен, оптический прицел разбит. Кри­стен открыл затвор, навел пушку по каналу ствола на танк и снова подбил семь колоссов, некоторых почти в упор. Он вынудил остальные танки отступить, и атака противника захлебнулась.