Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

В те дни мы должны были по почте выслать домой нашу гражданскую одежду. Я делал это с тяжелым серд­цем, как будто надо было расстаться с чем-то старым и любимым. Пуповина, соединявшая меня с гражданской жизнью, была окончательно перерезана.

По вечерам я сидел на подоконнике нашего помеще­ния и смотрел на юг, туда, где думал, что находится моя родина. Каштаны в парке Шиллера, наверное, уже от­цвели. Теперь чудесный аромат распространяется по широкой липовой аллее, где в сумерках встречаются молодые парочки.

Тем временем стемнело. От главных ворот лагеря раздались звуки «Вечерней зари». Медленно и, как мне показалось, тяжело прозвучал троекратный сигнал тру­бы, созывающий солдат в их казармы. Было что-то определяющее в этом сигнале горна, он как будто гово­рил: «Мальчик, оставь мечты! Думай о прошлом с удо­вольствием, но вся жизнь у тебя впереди!»

Что она могла принести, та жизнь, которую я ждал? У меня не было уверенности, и я не мог сразу сказать, почему. Несколько дней назад я написал своей матери: «Если судьбе будет угодно, чтобы я провел свою жизнь не вне стен, как сейчас, а в стенах концентрационного лагеря, то мне не захочется больше жить». Каким же я еще был ребенком, когда писал эти строки! Нам же было строжайше запрещено писать что-нибудь о концлагере. Уже этих строк, попавшихся на глаза почтового контро­ля, было бы достаточно, чтобы я сменил свой мундир на одежду заключенного. У меня постоянно возникал во­прос о смысле моего пребывания здесь, поблизости от концентрационного лагеря. Мое желание было стать солдатом, защищающим Рейх. Для этого я пошел на су­ровую учебу с оружием в руках, а не для того, чтобы охранять арестантов.

Сегодня нам на вечернем построении объявили, что наша рота заступает в караул. Теперь мы стояли перед стендами на первом этаже и учили «табель постам» и «Постовую ведомость», в которых сначала ничего не по­нимали. Моя фамилия была указана напротив «Поста по охране казарм». Остальная рота направлялась на посты по охране концлагеря. Смена караула в 12.00.

На следующее утро — снова занятия по караульной службе. Нам еще раз объяснили обязанности часового. Особенно часовым в концлагере было строго указано соблюдать требования и корректно относиться по отно­шению к заключенным. Снова нам напомнили требова­ние, не приближаться к заключённому ближе, чем на пять шагов, и запрет на разговоры с ними, так как это может отвлечь внимание от охраняемых. Невниматель­ность означала опасность для жизни. Внимание обраща­лось на то, что в лагере находятся много профессио­нальных преступников, которые могут воспользоваться любой возможностью для побега. Каждое отделение ка­раула получило точную задачу: караульные на вышках втроем занимали свои места на караульных башнях. Очередной часовой находился на площадке кругового обзора у пулемета и прожектора. Башен было много. В ночное время часовые патрулировали по внутреннему периметру стены, подходы к которой были отгорожены колючей проволокой. Там же параллельно стене по зем­ле проходила широкая белая полоса. Заключенным было объявлено, что это — «полоса смерти». Если они пере­ходили эту полосу, то по ним открывался огонь. Однако нам объявили, что мы должны открывать огонь только тогда, когда заключенный уже забрался на забор и центр тяжести его тела уже явно сместился наружу, так что при попадании в него тело должно свалиться на внешнюю сторону ограждения. Нас предупредили, что часовой, открывший огонь легкомысленно и поспешно, будет иметь большие трудности при прохождении комиссии по расследованию. На наш вопрос, почему необходимо соблюдать такие правила, а не открывать огонь, когда заключенный уже преодолел забор из колючей проволо­ки, мы получили ответ: «Только тогда, когда заключенный свесился наружу за забор, суд примет решение, что у него были намерения покинуть лагерь!»

Если часовой нервный и не успеет выстрелить, то бу­дет прав только тогда, когда беглец спрячется в лесу. На наше возражение, что при стрельбе поверх стены суще­ствует опасность поразить очередью часовых на сосед­ней вышке, от нас просто потребовали выполнять соот­ветствующие распоряжения. Ага! Всё по-прусски: «Прриказ есть прриказ!!!».

Для охраны заключенных, работающих вне лагеря, часовых выставляли цепью. Она огибала широкой дугой соответствующее место работы и полностью его отго­раживала. Кроме того, создавались конвойные группы для охраны больших и малых рабочих групп, выполняв­ших работы на территории казарм. Поэтому выделялись еще «бегуны», которые охраняли и осматривали каждый въезжающий на территорию лагеря автомобиль и его водителя.

Мы, казарменный караул, еще раз потренировались в ритуале смены караула: сигналу горна и барабана, подъему и спуску флага.

После обеда пришло наше время. Рота построилась в казарме, выдали боевые патроны, и я впервые в жизни взял в руки смертоносные патроны для возможного ли­шения жизни человека. Лагерная охрана пошла строем к воротам казармы. Зеваки наблюдали за сменой карау­ла. У меня была вторая смена, я стоял на посту с 14 до 16, с 20 до 22, с 2 до 4 и с 8 до 10 часов. Каждый, входя­щий в лагерь, должен был предъявлять пропуск. Посе­тители получали сопровождающего часового. Те, кто покидал лагерь, должны были предъявлять увольни­тельную. О тех, кто без ночной увольнительной прибы­вал в лагерь после «Зари», докладывали в роту.

По вечерам караул выстраивался возле флагштока с винтовками «на караул»: «Флаг спустить!» А по утрам: «Флаг поднять!» Ровно в 12 часов нас сменил новый ка­раул, и мы отправились в расположение. Мы надеялись на отдых во второй половине дня, а вместо этого с нами стали проводить занятия по тяжелому пулемету и про­тивогазу, которые в ближайшее время должны были по­ступить к нам на вооружение. Во время перерыва мы повалились на газон и болтали о нашем первом карау­ле. Я спросил одного о карауле в концлагере, как там быть в сторожевом оцеплении. Он сначала ничего не сказал, а потом буркнул на диалекте: «Обожди, потом сам скажешь каково!» Больше от него было ничего не добиться. Он был очень напряжен, и я оставил его в покое.

Через несколько дней пришла и моя очередь: i(apayn в концлагере. Наш отряд из пятидесяти человек к 12 ча­сам вышел на строящийся кирпичный завод, находив­шийся приблизительно в километре от лагеря и оцепил эту большую строительную площадку. Теперь я стоял под редкими соснами, солнце припекало с летней си­лой. Напрасно было искать жалкую тень под этими де­ревьями. Уже вскоре я понял, какое это счастье, занять выгодное место. «Старики» заблаговременно вычисля­ли для себя выгодные места и пытались еще до развер­тывания цепи постов занять правильное место в строю, чтобы потом в соответствии со своим расчетом оказать­ся там, где получше. Такими считались укромные угол­ки, которые не сразу может разглядеть проверяющий начальник или где можно незаметно ненадолго отлу­читься и не спрашивать каждый раз разрешения схо­дить по малой нужде. Кроме того, были посты, на кото­рых было не скучно стоять, например, места с оживлен­ным движением поблизости от дорог или у судоходного канала. С удовольствием попадали в команды для кон­воирования мелких групп заключенных для работы в от­дельных местах. Там можно было так устроиться, что проверяющего было видно уже за несколько сотен ме­тров, и приготовиться к его встрече.