Наполеон Ридевский - Парашюты на деревьях

Переползая от одного к другому, командир сам замаскировал каждого. На флангах расположил Целикова и Мельникова. Зину с Аней — в центре. Сам лег несколько впереди, оставляя мне место рядом. Все мы заняли по фронту каких-либо метров пятнадцать.

— Огонь по моему сигналу, — предупредил Шпаков.

Ждать долго не пришлось.

Солдаты шли перекликаясь. Послышались их шаги, шорохи веток, металлическое звяканье касок о сухие сучья. Серо-зеленые фигуры показались меж деревьев, держа оружие наготове.

— Огонь! — скомандовал Шпаков, подхватившись, он бросился вперед, стреляя на ходу. Мы дружно рванулись за командиром.

Сразив всех, кто оказался перед нами, через их трупы мы проскочили и оказались в тылу своих преследователей. Те солдаты, что были справа и слева от нас, прицельно стрелять не могли, боялись поразить своих. А беспорядочная пальба в белый свет, как в копейку, нам не была страшна. По густому лесу мы успели уйти довольно далеко, а стрельба все еще доносилась с места нашего прорыва.

— Наши все? — спросил на ходу Шпаков Зину, которая все время старалась не отставать от него. — Где Юзик, Овчаров?

— Все, Коля, я подсчитала.

Быстрым шагом мы прошли еще с километр. Наступила тишина. Ни стрельбы, ни преследования.

Успех окрылил нас. Как только опасность осталась позади, Шпаков остановил группу. Едва присели — начались оживленные комментарии.

— Я как чирканул короткой — фриц и лапки кверху, — меняя диск в автомате, говорил Овчаров Целикову.

— А передо мной какой верзила оказался! Полоснул в самое пузо. Так им и надо, — ответил Иван Белый.

Томила жажда, но никто не проронил ни слова. Даже Мельников не предлагал «повеселиться». Мы знали, что противник не оставит нас в покое. Так оно и было, Вскоре на нас вновь двинулись немцы. Только на этот раз не одной, а двумя цепями. Хорошо, что нам удалось заметить их. Обстановка усложнялась. Рассчитывать на повторный счастливый прорыв не приходилось. Шпаков оценил обстановку и решил вести нас на южный край леса, на опушку.

— Если вновь придется пробиваться на север, то немцы будут у нас только с одной стороны, слева, а справа будет поле, — объяснил он свое решение.

Идя в заданном направлении, мы наткнулись на бараки, одноэтажные, плоские, с большими окнами, хорошо замаскированные сверху деревьями и натянутыми сетями. Метров через полсотни подошли к опушке и совсем рядом увидели на пригорке зенитную батарею. Далее рядами стояли «мессершмитты». Военный аэродром! Часовой заметил нас. Порывисто ударил колокол, завыли сирены. Летчики, лежавшие на зеленом поле, побежали к самолетам, взревели моторы. Мы инстинктивно бросились в глубь леса. Проскочили просеку и наткнулись на пулеметчика. Он устроился за штабелем дров, но пулемет его был направлен в противоположную от нас сторону. Он, конечно, не рассчитывал, что мы можем появиться со стороны аэродрома. Пока пулеметчик, заметив нас, пытался развернуть свою «машиненгевер», Генка скосил его автоматной очередью.

Мы углублялись в лес. Перевалило за полдень. Для немцев наступил «миттагэсен», а для нас — передышка. Она продлилась, к счастью, до самого вечера.

Незадолго до наступления сумерек Шпаков составил радиограмму: «Находимся северо-восточнее Гольдапа. Обнаружен аэродром с истребителями „мессершмитт-111“ и „меесерпшитт-112“. Противник большими силами прочесывал лес. Потерь нет». Сообщил он также и те разведданные, которые мы добыли в пути. Зина быстро передала шифровку.

Учитывая то, что группа за последние сутки не имела передышки, Шпаков решил ночью провести короткую разведку местности к востоку от аэродрома с таким расчетом, чтобы возвратиться в лес сразу после полуночи и отдохнуть до утра. Ибо никто не мог предвидеть, что день грядущий нам готовит. В любой обстановке надо рассчитывать на свои силы.

Пробираясь по лесу, на одной из дорог мы наткнулись на колонну самоходных орудий. Прислуга находилась возле машин, солдаты покуривали, разговаривали. Когда прибыла сюда эта стальная армада? Куда она держит путь? Днем мы не слышали лязга гусениц, хотя находились недалеко. Мы осторожно прошли от головы колонны до хвоста, пересчитали самоходки, бензовозы, грузовики с боеприпасами.

Выйдя из лесу, прежде всего решили поискать воды. Обходя аэродром, спустились в лощину и нашли ручеек — он значился и на карте. Вода была чистой, прохладной. Напились сколько могли. Разведчики очень устали, но особенно трудно было Юзику. Прихрамывая, он плелся сзади, то и дело теряясь из виду. Это всех нас тревожило, но первой вслух высказалась Зина.

— Нужно что-то предпринимать, а то потеряем человека, — сказала она Шпакову.

— Еще немножко, проверим только одну лощинку, — ответил он. — Там должно быть что-нибудь интересное.

Его предположения оправдались. Высокие склоны лощины были эскарпированы, чтобы танки не могли взобраться. Замаскированный дот удалось обнаружить только благодаря подходам, которые вели к нему с тыла. Судя по рельефу местности, линия укреплений продолжалась к югу. Но вести разведку ее у нас уже не было сил.

Осторожно прислушиваясь к каждому ночному шороху, мы приближались к тому лесу, где нас гоняли прошлым днем. Принимая такое решение, Шпаков исходил из того, что немцы не станут повторно прочесывать лес, из которого мы вырвались из окружения.

Приблизившись к лесу, мы прислушивались к каждому ночному шороху. Ложились на землю и, затаившись, выжидали, не выдаст ли себя чем-нибудь вражеский пост, не появится ли патруль. Все было спокойно. Мы отдыхали не только остаток ночи, но и весь следующий день. Прикончили свои небогатые запасы продуктов. Вечером снова, значит, придется идти на хутор, обнаружить себя. Пока мы возились на хуторе, наполняли свои вещмешки хлебом и копченостями, которыми были здесь богаты все, девушки передали радиограмму.

В свою очередь «Центр» тоже передал нам шифровку. Получив ее, Шпаков почему-то долго рассматривал текст, словно изучал его, хотя смысл радиограммы был предельно прост и ясен. Вместо того чтобы действовать в районе Гольдапа, куда мы добирались так долго и с трудом, нам предлагалось возвратиться на линию железной дороги Кенигсберг — Тильзит, взять под наблюдение перевозки по ней, а также на ближайших шоссе. Значит, нужно возвращаться в район приземления, туда, где на вторые сутки после высадки навсегда остался наш командир капитан Павел Крылатых. Не потому ли так долго рассматривал Шпаков радиограмму, что она вызвала у него много нелегких, тревожных воспоминаний.

Жаль, что многое становится известным слишком поздно, когда оно уже не может понадобиться. Часто случалось, что, спасаясь от облав, стремясь избежать стычек с врагом, мы прятались не в тихих уголках, а лезли, как говорится, черту на рога, попадали в самые опасные места, сами того не зная.