Наполеон Ридевский - Парашюты на деревьях

— Эх, девушек бы теперь сюда, Аню да Зину… — вздохнул Генка. — Может, наш «геноссе» узнает что-либо от своего квартиранта-пеленгаторщика, работают ли где-либо вблизи подпольные радиостанции. Хотя что узнаешь: может, джековцы работают, а может, из группы Максимова или прибалтийцы, — сам же ответил на свой вопрос Генка.

Весь следующий день мы приводили в порядок наши разведданные: наносили на карту то, что удалось обнаружить за рекой Дайме. Перечитали все, что написали Иван и Алексей. Некоторые населенные пункты приходилось долго искать на карте, потому что названы они были неточно. Так, например, в своей интерпретации даже Кенигсберг Иван и Алексей называли «Кинизберг». Это было еще ясно, но встречались и совсем непонятные названия.

Все же, нужно отдать должное, они передали ряд ценных сведений. Они написали нам о том, что видели сами, где участвовали в ремонте сооружений, о чем слышали от своих товарищей по неволе.

— Как бы нам забросить удочку на этот хутор Шмаленберг? — вслух рассуждал я. — Что там за «шпионская школа», о которой говорил Алексей? Может, фашисты резидентов там готовят для засылки в наш тыл на длительное оседание?

— «Языка» давай возьмем, и все станет ясно, — как что-то очень простое предложил Генка.

Оно верно, иной раз «языки» попадали нам в руки здесь очень легко. Немецкие солдаты, хотя и были вооружены, но все же вели себя на своей территории беспечно, без особой предосторожности. Попадались нам и случайные «языки». Сложнее выследить и взять.

— Верно говоришь — возьмем одну сволочь и допросим.

Генка не ожидал от меня такой полной поддержки его рискованной мысли. Он посмотрел на меня испытующим взглядом, серьезно ли я говорю.

— Маловато нас.

— Возьмем в помощь Ивана, Алексея. Дадим им по автомату. Смотришь — нас уже четверо, сила.

— Да, так надо сделать. Только гитлеровцы могут с остальными пленными расправиться. Нужно что-то придумать. Может, разыграть захват?

— Посоветуемся с ними.

Вечером мы отправились на встречу с «партайгеноссе». Он пришел точно в назначенное время. «Немецкая пунктуальность», — подумалось мне. Но в данном случае все соответствовало правилам разведки: приходить на встречу точно в срок — ни раньше, ни позже, не маячить, не болтаться.

— Привет вам от моего друга Эрнста, от Отто и «муттер» (так он называл свою жену). — Мы обменялись крепкими рукопожатиями. Искренность этого человека окончательно убедила в его хороших намерениях помочь нам. Он принес в термосе гороховый суп, бутерброды, кофе.

— А здесь, — приложив руку к груди, таинственно и торжественно произнес «партайгеноссе», — карта Восточной Пруссии. Я вам ее оставлю, только следует ее развернуть, чтобы я мог разъяснить вам наши условные знаки, что мы нанесли.

— Пойдем в нашу землянку, — предложил я и тут же спохватился: правильно ли я поступаю, что раскрываю место нашего убежища?

— Нет, не нужно — никто не должен знать, где вы находитесь. Мало ли что случится — не хочу, чтобы на меня пало подозрение.

— Считайте, что это наша запасная землянка, — разведчики так просто не раскрываются, — сказав так, я подумал, что ни Иван, ни Алексей, ни Шиллят, наверное, не знают, что мы остались здесь с Генкой только вдвоем, ничего не знаем о наших остальных товарищах, хотя все еще ждем их каждый день. Догадываются ли они, в каком положении мы теперь очутились? Разведчики так просто не раскрываются — не будем и мы. Будем делать вид, что у нас все в порядке. Чем больше будут верить в наши возможности, тем больше будут помогать нам. Многие немцы теперь стали совсем не теми, кем были в 1941 году, в начале их блицкрига. Предчувствуя крах гитлеризма, боясь расплаты, многие разочаровались в авантюристической политике своего фюрера, ищут случая установить связи с советскими людьми. Что же касается честных немцев, то теперь они всеми силами постараются активизировать свою деятельность, чтобы быстрее покончить с нацизмом, который принес смерть и разрушение народам Европы, навлек позор на Германию.

Я подумал, что нам при встречах с немцами, при допросе «языков» нужно говорить им, что сведения, которые они могут передать нашей армии, будут содействовать быстрейшему окончанию войны, помогут сохранить жизнь многим немцам, что Советский Союз никогда не ставил своей целью подчинение других народов. Что греха таить, до настоящего времени мы не очень церемонились с пленными, которых прихватывали здесь. Слишком большой счет следовало предъявить нам немцам — им никогда не оплатить его. Так думалось каждому солдату. Он шел в бой, чтобы отомстить за кровь, разрушение, унижение, которым подвергали нас гитлеровцы. Через все фронтовые испытания и невзгоды наш солдат шел и не мог не прийти в берлогу фашизма, чтобы покончить с ним навсегда, чтобы принести свет народам Европы.

— Да, нужно идти в землянку, здесь светить фонариком опасно, — прервал мои размышления Генка. — Он относился к Шилляту с полным доверием.

Когда мы протиснулись в наше «жилье», плотно закрыли вход и включили карманный фонарик, Шиллят достал из-за пазухи объемистый сверток. Развернуть его было нельзя — мало места, тесно.

— Я вылезу, покараулю, — сказал Генка, — все свободнее вам будет.

— Где вы взяли такую карту? — не скрыл я своего удивления. И было чему удивляться: это была карта, изданная гитлеровским генеральным штабом с грифом: «Совершенно секретно. Для служебного пользования».

— Здесь весь фатерлянд, — улыбнулся Шиллят. — Мне это передал один майор. Он — мой сосед, наши дома стоят рядом. Его тяжело ранили в Курляндии, вывезли из окружения в Кенигсберг. Лечили, но он, видимо, в безнадежном состоянии — парализованы ноги: ранен в спину. Он отпросился домой — и его отпустили: вертмахту такие больные не нужны. Майор понимает все это. Теперь он вовсю клянет нацистов и фюрера. Не думайте, что он потерял рассудок. Нет, ему все надоело. Война проиграна. Он хочет, чтобы она быстрее кончилась.

— Может ли он сообщить нам данные об окруженной курляндской группировке войск?

— Думаю, что сделает и это: сказал «а», скажет и «б». Хотя кто его знает? До полной откровенности у нас еще не дошло. Я сказал, что хочу подарить эту карту Отто, — ведь он идет защищать фатерлянд.

Теперь я раскрыл свою карту — она более подробная. На ней обозначен каждый дом, каждая канавка. На нее решил нанести все то, что сообщит «партайгеноссе».

— Где тут деревня Миншенвальде? Покажите мне, а то я не умею читать по-русски.

— Вот она — ваша Миншенвальде, — показываю.

Шиллят легко отыскал на карте свой дом и хутор Райчука. А километров за десяток от Миншенвальде показал и деревню Нойвизе — там жила его тетка.