Алексей Матиясевич - В глубинах Балтики

Отойдя от пирса, лодка медленно разворачивалась в битом льду. Под форштевень попала особенно крепкая льдина, которая не раскалывалась и не отжималась в сторону. В это время разорвался снаряд у правого борта лодки, за ним второй — у кормы, а мы никак не могли сдвинуться с места. Третий снаряд упал вперед» лодки и разрушил мешавшую нам льдину. «Лембит» рванулся вперед, и четвертый снаряд угодил как раз туда, где мы только что стояли. Но лодка уже успела подойти под прикрытие каменной стенки гавани. На полном ходу миновали Малый рейд и наконец вошли в Морской канал.

Подвижка льда сбивала лодку с курса. Штурманский электрик Панов докладывал на мостик: «Эхолот показывает: под килем один метр, полметра...». С большим трудом удавалось вывести лодку на фарватер, дизели работали с полной нагрузкой.

Занятый фашистами южный берег по-прежнему громыхал орудийными раскатами, над руинами Петергофа взлетали яркие белые ракеты. Они освещали не только берег, но и весь Морской канал. Снаряды часто рвались близ лодки, забрасывая нас ледяными осколками. Что бы не попасть в артиллерийскую вилку, приходилось идти переменными ходами. Внезапно дизели стали глохнуть. Движение лодки замедлилось, и, зажатая со всех сторон плотной ледяной кашей, [134] она совсем остановилась. Кингстоны, через которые подается вода для охлаждения дизелей, забило ледяной шугой. Неужели здесь, у своих родных берегов, у входа в закрытую часть Морского канала, суждено погибнуть лодке?

Инженер-механик Сергей Алексеевич Моисеев не растерялся. Под его руководством старшина группы мотористов Грачев, моторист Шеханин и трюмный Расторгуев стали продувать кингстоны и очищать их ото льда. А между тем стоявшая во льду лодка представляла отличную мишень для вражеских артиллеристов.

Чтобы вырваться из ледового плена и предотвратить неминуемую катастрофу, дали полный форсированный ход под электромоторами. Лодка как бы нехотя, скрипя бортами по сжимавшим ее ледяным торосам, двинулась вперед и постепенно набрала скорость. Снаряды рвались за кормой. Все ближе спасительные дамбы Морского канала. На мостик доложили, что дизели готовы к работе. Моторная группа Грачева в считанные минуты возвратила их к жизни.

«Стоп моторы! Дизелям полный вперед!»

От быстрого хода лед стал вползать на були и даже на палубу лодки. Очередная ракета врага ярко осветила нам вход в канал между дамбами.

На рассвете 7 ноября 1941 года, преодолев тяжелый лед, «Лембит» вошел в Неву.

Боевые походы нелегкого сорок первого года закалили и сплотили экипаж лодки, подготовили нас к выполнению более сложных задач. Мы гордились тем, что успешно выполнили задание по минированию морских подходов к Ленинграду, перехитрили врага на переходе к городу Ленина, выиграли схватку со льдом.

Фашистские корабли не смогли пройти безнаказанно по заминированному нами фарватеру в проливе [135] Бьёрке-Зунд. Через несколько дней после постановки заграждения на наших минах подорвались вражеские тральщик и посыльное судно.

На зиму лодка приютилась у пирса судоремонтного завода. После походов требовался ремонт многих механизмов.

Почти весь завод стоял. Не было топлива, не хватало людей. Сквозь рамы с выбитыми стеклами в опустевшие цеха врывался ледяной ветер. В немногих действующих цехах окна забили фанерой, картоном или просто заткнули тряпками. Но в темноте не поработаешь, а электричества не было. В ход пошли, аккумуляторы. С первых чисел декабря рабочие завода Кудинов и Хорош начали приносить на лодку для зарядки электробатареи. Энергию их расходовали бережно, включали маленькие лампочки у самых станков, но все же в цехе стало веселее. Однако работать в полную силу люди уже не могли — сказывалось систематическое недоедание.

Рассчитывать на большую помощь завода не приходилось. Военный совет флота поставил перед нами боевую задачу: отремонтировать подводную лодку силами личного состава и к 15 мая 1942 года ввести ее в строй, быть готовыми к боевым действиям в Балтийском море.

Личный состав лодки разместили на береговой базе. На лодке оставалась круглосуточная дежурная вахта, а экипаж приходил на лодку к началу рабочего дня, который продолжался с семи утра до девяти часов вечера. Переход на завод занимал 15–20 минут. Улица, по которой приходилось идти, обстреливалась фашистской артиллерией. Ходили по стороне менее опасной при обстреле, а на противоположной стороне к весне 1942 года каждый дом был отмечен тяжелым снарядом. Помнится, когда мы в декабре шли на завод, снаряд попал в один из домов, между окнами четвертого этажа. Появился огромный пролом, через который была видна вся комната. Красивые тяжелые шторы остались висеть на карнизах. Они хлопали на ветру, а их металлические колечки [136] вызванивали жалобную песню. За зиму от штор остались лишь коротенькие лохмотья, и звон колечек стал слабее. Этот аккомпанемент соответствовал ритму нашего движения: к весне на переход к заводу экипажу требовалось в два раза больше времени, чем в начале зимы, хотя нам казалось, что мы идем бодрым строевым шагом.

Обычно при зимней стоянке в базе пар для обогрева лодки дают от береговых источников. А теперь завод мог давать пар только время от времени, да и то недостаточного давления и температуры. Морозы в ту зиму стояли лютые. Трюмные Посвалюк, Расторгуев и Гриценко под руководством инженера-механика Моисеева утепляли паровую магистраль, закутывали ветошью и парусиной отдельные приборы. Краснофлотцы говорили, что трюмные ежедневно прогревают магистрали больше своим дыханием, чем паром.

В ленинградских домах уже давно появились «буржуйки» — маленькие железные печурки времен гражданской войны. А нельзя ли поставить такие печки на подводной лодке?

В 30-х годах мне дважды пришлось зимовать в Арктике. Угля на пароходах не хватало, чтобы поддерживать пар в котлах даже для отопления жилых помещений. Пришлось из старых бочек сделать печурки камельки, трубы из кают вывести в иллюминаторы, а из машинного отделения — через световой фонарь. Но на подводной лодке иллюминаторов и световых фонарей нет. К тому же специальными правилами разведение огня на подводных лодках категорически запрещалось. Это запрещение главным образом было связано с тем, что при эксплуатации аккумуляторных батарей выделяется легковоспламеняющийся газ — водород. Однако надо было что-то предпринимать; чтобы уберечь механизмы лодки от замораживания, требовались радикальные меры.

Обсудив с Моисеевым создавшееся положение, решили испробовать камельки. В железной бочке из-под бензина сделали дверцы, стенки внутри обложили [137] кирпичом, поставили колосниковую решетку из стальных прутьев — и камелек готов. Установили его в первом, самом большом отсеке лодки, трубу вывели через спасательный люк. Приняв максимум противопожарных мер, приготовились к «торжественному» разведению огня. В вахтенном журнале лодки 19 декабря 1941 года записали: «20 час. 20 мин. В ПЛ принесли уголь и растопили печь в первом отсеке».