Владимир Лавриненков - Шпага чести

— Не понимаю.

— Да тут своя история, — объяснил переводчик Анатоль Коро. — Бывший его механик, опробуя мотор на пробежках, чиркнул винтом по земле и вывел его из строя. Новых лопастей и вообще запасных частей тогда не было. Вот и стали понемногу растаскивать машину Пуапа, превратив ее в склад.

— А на чем же вы летали, командир? — спросил Капралов.

— Бывало, с кем договорюсь, тот и «одалживал» истребитель. Это были худшие дни в моей жизни. Вот и боюсь, чтобы они не повторились, — сказал де ля Пуап.

— Такого никогда не случится! — заверил Александр Капралов.

Он уже знал, что его командир — маркиз по происхождению. Пяля глаза, сержант никак не мог взять в толк, в чем разница между де ля Пуапом и простыми смертными. Как все одет, как у всех загрубевшая от аэродромных ветров кожа лица и рук, выгоревшие на солнце волосы. Все это никак не вязалось с представлениями, почерпнутыми из «Трех мушкетеров».

«Да, не те пошли маркизы», — сделал для себя вывод Капралов.

Пьер Пуйяд торопился с тренировками. Организовать их как можно быстрее — этому была подчинена вся его деятельность. Ведь из новичков, кроме Фуко и Фару, мало кто имел достаточно часов налета. А что касается Рея, де Сибура, Сент-Фалля, то уровень их подготовки просто вызывал тревогу. Командир всерьез подумывал о том, чтобы отправить этих троих обратно в Алжир: боялся новых неоправданных потерь. Но, хорошенько поразмыслив, решил, что теперь каждый из них предпочтет действовать по русской пословице «или грудь в крестах, или голова в кустах», чем возвращаться назад несолоно хлебавши. Парни рвутся в бой. Как можно отказать им в этом? Другое дело, их следует хорошенько подготовить. Так это же прямая забота командира да еще старшего инженера.

Агавельян времени зря не терял. Как только прибыл первый Як-9 — немедленно подготовил его к облету. Затем посадил в кабину обрадовавшегося Андре Бальку и стал рассказывать ему о порядке работы с кабинным оборудованием на взлете. Сергей Давидович вошел в раж, от всего отключился, речь лилась плавно, что ручеек, француз напряженно слушал, согласно кивал. Так длилось минут двадцать. Закончив, Агавельян спросил:

— Все понял?

— Мой но, не поньял, — ответил Андре, моргая бездонными голубыми глазами.

— Тогда слушай еще раз, — сказал инженер, — теперь по-немецки, раз русского не знаешь.

Он начал все сначала, но летчик тут же привстал, искренне заглянул в глаза Агавельяну и виновато произнес:

— Мой никс ферштеен…

Вокруг самолета собралась толпа: интересно, чем эта упражнения закончатся. Старший инженер упрям, настойчив в достижении цели.

— Не знаешь и немецкого, слушай на армянском, — заявил он и заговорил на своем родном языке.

Увидев удивленные глаза Бальку, Агавельян понял: все усилия тщетны. Наливаясь краской, жестко сказал:

— Мерси, месье! — А из выразительного жеста следовало: мол, вылазь-ка из кабины ко всем чертям!

Оба ушли от «яка» расстроенные, недовольные друг другом. В тот день облет машины не состоялся. Зато вечером Агавельяна и Бальку застали в беседке — снова за лингвистическим занятием. Наутро оба хвастались: усвоили по двадцать слов. Сначала кое-кто отнесся к этому со смешком, а потом все «нормандцы» поняли, что дело серьезное. Шик, Коро и Лебединский не могли обеспечить всех переводом. Значит, надо самим преодолевать языковой барьер. Короче говоря, летчики и механики последовали их примеру. А Пьер Пуйяд был очень доволен таким оборотом дела и снова мысленно благодарил Агавельяна.

Несколько позже для старшего инженера достали учебник французского языка. Он зубрил его по ночам и добивался просто поразительных успехов. Через некоторое время Сергей Давидович уже довольно сносно объяснялся на французском, позволяя себе даже шутки! «Ваш «тубиб» (врач-арабское слово. — Авт.) Лебединский называет крючок, удерживающий шасси в убранном положении, «псом», а между прочим это всего-навсего «собачка».

Пока Сергей Давидович, проявляя завидное упорство, упражнялся в овладении языком Оноре де Бальзака, «нормандцы» всячески помогали ему, хотя, случалось, и подтрунивали над его произношением.

Но вот Сергей Давидович, приобретя необходимый запас французских слов, особенно авиационно-технических терминов, объявил, что с такого-то дня начинает систематические занятия по изучению самолета и правил его эксплуатации.

Это было ново, неожиданно. И не только для пилотов, которые скрепя сердце шли даже на тренировочные полеты, но и для механиков, успевших утвердиться во мнении, что вся наука во фронтовых условиях — это вовремя подготовить машины к боевым вылетам.

Первая лекция, как и следовало ожидать, не состоялась. Летчики и не думали приходить, а из технического состава несколько человек потоптались у скамеек, наспех сколоченных под развесистыми кленами, и под разными благовидными предлогами разошлись. Агавельян понимал: пришли бы французы, все русские тоже были бы. С другой стороны, думал он, может, не следовало приглашать всех вместе. Но хотелось рассказать всем сразу о намеченной программе, о ее цели, прочитать, как говорится, вводный курс. Правда, и ему самому пришлось бы туго: каково попеременно объясняться на двух языках? Однако ни одно из этих соображений не уменьшило недовольства Агавельяна. Как же так! Ведь не выполнено распоряжение старшего инженера, заместителя командира полка, как сказал Пуйяд. Явиться должны были все. Не их дело, легко ли, тяжело ли преподавателю вести занятие. Да, прийти они были обязаны. Агавельян решительно направился к командиру:

— Господин майор, этого прощать нельзя.

— Во-первых, «товарищ майор», а во-вторых, можно не простить кому-то одному, а наказывать весь полк…

— Товарищ майор, я настаиваю, чтобы вы издали письменный приказ о посещении моих занятий.

Пьер Пуйяд ответил не сразу. Перед этим к нему приходили делегации летчиков с просьбой повлиять на Агавельяна, умерить его пыл. Среди них были даже ветераны «Нормандии» — Риссо, де ля Пуап, Альбер, Дюран, Лефевр. Их-то мнение со счетов не сбросишь.

Об этих людях уже бытуют легенды. Так, рассказывают, что Риссо, с кем-то поспорив, вырубил винтом самолета, идя на бреющем, дорожку в высокой траве у края аэродрома. Потом это же проделал Робер Марки, но пример абсолютного, хотя в принципе безрассудного бесстрашия показал именно Риссо — мастер воздушной акробатики и эквилибристики, непревзойденный весельчак.

Де ля Пуап. Самый молодой пилот. А все помнят, как его подбили; вернулся «домой» — одна стойка шасси не выходила. Ему приказали покинуть самолет. Он не выполнил команду, приземлился, сохранив машину, которая была в то время на вес золота.