Николай Александров - Севастопольский бронепоезд

— Нельзя им много есть. Еще заболеют после голодухи. Вот с врачом посоветуемся.

Помыли нас в бане, дали чистую одежду, а лагерную сейчас же сожгли. Предоставили уютную землянку. Володе перевязку сделали. Эта забота совершенно незнакомых людей трогала до слез. Что значит быть среди своих!

Приехал врач, осмотрел рану Кисленко. А утром Володю отвезли в лазарет.

Нас удивляло спокойствие людей в деревне. Ребятишки весь день бегают, шумят. Вечером почти все население собирается вместе. Шутки, смех. Песню затянут хором.

— Не боитесь, что немцы нагрянут? — спрашиваю у одной из крестьянок.

— А чего их бояться? Нехай они сами со страху дрожат. Сюда не сунутся. Здесь мы хозяева. Партизанский край!

Боец охраны добавляет:

— Фашисты окопались и сидят в своих гарнизонах. А мы еще страху подбавляем. Вечерком постреляем по их халупам, они после всю ночь не спят, жарят из всего оружия по лесу. Это мы называем тактикой выматывания нервов. Здорово действует.

Одним словом, настроение у людей бодрое, мне показалось, даже беспечное. Народ чувствует себя здесь полным хозяином. Еще бы! Образовались целые партизанские районы, где существует Советская власть и люди работают сообща, как раньше в колхозах. Партизаны имеют свои аэродромы, куда прилетают самолеты с Большой земли.

Мы отдыхали, поправлялись. Безделье уже начинало томить. Пристаем к своим новым друзьям: когда же нам дадут дело? Они [248] посмеиваются:

— Мясом сначала обрастите, а то на ваши мослы смотреть страшно.

Напрасно мы считали, что народ в лесной деревне беспечен. В один прекрасный день деревня неузнаваемо преобразилась. Это когда стало известно, что гитлеровцы готовят очередной набег. Мгновенно исчезли женщины и дети — их отправили поглубже в лес. Все мужчины — а их было человек тридцать — вооружились. Нам тоже выдали два ручных пулемета. С каким волнением мы держали в руках оружие! Мы снова бойцы, снова в строю!

Но до боя не дошло. Соседний отряд нанес карателям сокрушительный удар из засады и рассеял их. Население как ни в чем не бывало вернулось в лесную деревню. Зазвенели веселые голоса детей.

Из партизанского лазарета сообщили опечалившую нас весть. Володе Кисленко пришлось ампутировать ногу. Его отправили самолетом в Москву.

Тяжело сознавать, что больше мы не увидим рядом с нами этого тихого, но храброго парня, готового пойти на любую опасность, чтобы помочь товарищу. Таким он был и на бронепоезде, и в страшную годину плена.

Настоящими партизанами нас пока не признают. Нам не терпится пойти на боевое задание, а пока наш удел — невылазно сидеть в лесной деревне. Роем укрепления, новые землянки. Сочли обидой, когда нас всех четверых зачислили в хозяйственный взвод. Командир взвода Кузьма Грицай — тщедушный паренек вожаках, — увидя наши унылые физиономии, вздохнул с

— Все вот так. Никто не хочет идти в хозвзвод, даже девчата. Да вы не расстраивайтесь, ребята. Мы ведь тоже на задания ходим.

Недоверчиво смотрим на него.

— А что, — загорелся он. — Вы думаете, легко из-под носа фашистов выкапывать картошку?

И верно, работать нам приходилось под огнем. Каждый мешок продовольствия стоил огромного труда и риска. Командир наш, несмотря на свой совсем невоенный вид, оказался человеком смелым и инициативным. Узнали, что в мирное время он тоже работал заготовителем, район знает как свои пять пальцев, и из походов мы никогда не возвращались с пустыми руками. [249]

Все-таки без сожаления расстались со взводом, когда нам предложили перейти в группу полковника Френкеля. Она состояла из бойцов регулярных войск, оказавшихся во вражеском тылу во время отступления нашей армии. Сейчас Френкель получил приказание прорваться через линию фронта. Готовились к этой операции несколько недель, казалось, все предусмотрели, но прошла она неудачно. Через фронт прорваться удалось далеко не всем. В завязавшихся боях с гитлеровцами многие погибли, другим пришлось скрываться в лесах, отбиваясь от карателей. С горсткой бойцов мы с Михаилом Дутченко после бесчисленных стычек с гитлеровцами попали в партизанский отряд «За Советскую Родину!». Максименко и Балашов действовали в другом отряде, и о судьбе их мы ничего не знали. Жизнь опять разлучила друзей.

Командир отряда В. П. Бабич и комиссар И. И. Захаринский приняли нас радушно. Но когда мы стали просить, чтобы быстрее послали нас на боевое задание, Василий Павлович Бабич сказал:

— Ну и нетерпеливый вы народ, моряки! А вообще-то есть у меня боевое дело для вас…

— На диверсию пошлете? — радостно встрепенулись мы.

Командир лукаво прищурился:

— Нет пока. Но поручение я вам дам не менее важное. Подучите-ка наших ребят военному делу. Вы народ опытный, ученый и огнем опаленный, вам и карты в руки!

Так мы нежданно-негаданно очутились в роли инструкторов. Проводили строевые занятия, учили деревенских парней обращаться с оружием. Командование отряда внимательно следило за ходом учебы. На занятиях часто присутствовали командир и комиссар. А когда «курс наук» был пройден, Бабич сам принял зачеты. Остался доволен и учениками и инструкторами. Между прочим, почин нашего отряда нашел отклик во всем партизанском соединении. Военную учебу с систематическими занятиями и зачетами ввели повсюду.

Вечером свободные от заданий и нарядов партизаны собирались тесным кружком. Начинались рассказы о боевых делах. Мы с Дутченко слушали, затаив дыхание. [250] Расспрашивали и нас — где мы бывали и что видели. Я говорил о боях под Одессой и Севастополем, об отваге наших моряков. Слова мои произвели сильное впечатление: за обороной Севастополя партизаны следили внимательно. Комиссар Илья Ильич Захаринский, побывав на нескольких таких беседах, сказал мне:

— Знаешь, твои рассказы о Севастополе большую пользу приносят.

— Да мне уж неудобно становится: расписываю геройские подвиги, а сам в тылу сижу.

— Ничего, потерпи. Скоро дойдет до тебя очередь.

И вот наконец-то мы идем на настоящее дело. В дождливый день наша небольшая группа покинула лагерь в лесу. В вещевом мешке у каждого деревянные ящички — самодельные мины. Ведет нас на задание начальник штаба Репин. Не доходя километров десяти до станции Мышанка, остановились. Распределили обязанности. Со мной пойдут к железнодорожной линии Миша Дутченко, молодой партизан Гриша Басов и совсем юный паренек — проводник.

К насыпи поползли мы с Басовым. Остальные прикрывают нас, засев с пулеметом в кустах.

Немцы близко. Справа и слева от нас метрах в трехстах вражеские доты. Оттуда то и дело строчат пулеметы, взлетают в темное мутное небо осветительные ракеты. Когда мы были уже под насыпью, на ней показались две черные фигуры — патруль. Мы с Басовым забились в канаву. Переждали, пока патруль не исчез в темноте. Теперь пора.