Анатолий Кузьмичев - Год рождения - СОРОК ПЕРВЫЙ

Якимович чеканно шагнул навстречу вышедшему из машины генералу, вскинул руку к виску…

— А что скажет комиссар? — видимо, вспомнив фильм о Чапаеве, спросил командир дивизии у Зыкова.

— Народ рвется в бой, товарищ генерал. Все спрашивают: когда? Но мы с командиром ничего не можем ответить.

«Я — пока тоже», — мысленно сказал ему Руссиянов. Вслух — суховато, тоном, не допускающим никаких словопрений, — разъяснил:

— Дивизия должна отмобилизоваться. Полк следует пополнить до штатного состава военного времени. Занимайтесь пока этим. Со всеми вопросами по поводу пополнения — к старшему батальонному комиссару Филяшкину. Кроме того — ваш делегат связи должен постоянно находиться на КП дивизии.

Несмотря на то, что он не мог сделать ни одного замечания 85-му полку, его командиру и замполиту, генерал уехал оттуда в плохом настроении. Ибо понимал: и в 331-м, и в 355-м, и в артиллерийских полках — везде, где он собирался побывать, ему будут задавать этот вопрос: когда в бой? Дивизия кадровая, имеет опыт войны с белофиннами, по существу, уже отмобилизована до полного штатного состава… Когда же в бой? А он никому не может сказать даже «завтра» или «послезавтра».

Из 355-го, оставшись в землянке втроем — с командиром полка полковником Шваревым и его заместителем по политчасти старшим батальонным комиссаром Гутником, он сумел дозвониться до своего командного пункта. Начальник штаба полковник Груздев доложил, что никаких новых приказаний сверху не было. Только поступила телефонограмма с уточнением: дивизии на полную отмобилизацию дается трое суток.

«Да мы ж будем готовы завтра к утру!» — хотелось в сердцах воскликнуть командиру Сотой. Но он сдержался: приказ есть приказ, его надлежит выполнять.

— Хорошо, — сказал он в трубку, — у меня все.

«Хорошо, — повторил он про себя, поднявшись. — Хорошо, да не очень. Но до утра подожду. Не пошлют в бой, ближе к границе, — поеду к Павлову. Управление корпуса, в который должна войти дивизия, только формируется, — там сейчас ничего не добьешься. Самое верное — ехать к Павлову».

На свой КП в урочище Белое болото командир Сотой вернулся поздно вечером. Оставшись в землянке один, сбросил пропыленный, казалось, еще не остывший от дневного зноя китель, приказал принести чаю покрепче, устало сел к столу. Минуту сидел, отдыхая, потом поднял телефонную трубку. Дозвониться в город удалось не сразу — через узел связи штаба округа. Но дома, в Уручье, трубку никто не взял.

«Ничего, — старался успокоить себя генерал, — наверно, пошли к кому-нибудь из соседей. Скорее всего, к Завадским… Позвонить туда? Нет, не нужно, нельзя в такое время занимать линию личными переговорами. К тому же все семьи могли уйти из города в ближний лес — там есть старые щели на случай бомбежки… А завтра сам обязательно постараюсь заехать домой». Он дал отбой и сразу позвонил дежурному по штабу:

— Филяшкин приехал?

— Нет еще.

— Как появится, попросите его зайти ко мне.

Старший батальонный комиссар Филяшкин спустился в землянку командира дивизии подтянутый и бодрый, как всегда, и только по темным, в обводьях, глазам видно было, что заместитель по политчасти смертельно устал.

— Чаю хочешь? — спросил генерал.

— С превеликим удовольствием!..

Ординарец принес чаю, молча поставил стаканы на маленький шаткий столик, так же молча, повернувшись по-уставному, вышел.

— Не знаю, Иван Никитич, что делать, — отпив глоток, сказал Филяшкин. — Свои части мы уже пополнили, а народ все идет и идет. Сегодня только командно-политического состава явилось около тысячи человек. Обмундирования и оружия не хватает, с продовольствием туго… Ведь к нам идут и те, кто возвращается из отпусков в другие части, — к нам, считают они, ближе, быстрее в бой… Идут отказавшиеся от брони добровольцы, парни допризывного возраста — добавляют себе по два года, тысяча девятьсот двадцать пятый год рождения переделывают в паспортах на двадцать третий — и тоже рвутся в бой… Полагаю, завтра надо докладывать округу и решать, что делать.

Генерал встал, прошелся вдоль землянки:

— Решим. Я собираюсь с утра к Павлову. Если, конечно, за ночь не будет боевого приказа… Надо же что-то делать! Нельзя же сидеть и ждать, пока немцы придут сюда! Дивизия отмобилизована, у нее есть боевой опыт… Завтра я обязательно поеду к Павлову.

— А как быть с семьями комсостава? — помолчав, спросил старший батальонный комиссар. — Видимо, их надо вывозить…

Резко обернувшись, командир дивизии посмотрел на него немигающими светлыми глазами — в них вспыхнул знакомый жесткий холодок:

— Вы полагаете, что Минск мы сдадим? И чтобы оповестить об этом гарнизон, начнем вывозить свои семьи?

— Я не знаю обстановки, поэтому не могу судить о том, как она может сложиться дальше, — суховато сказал Филяшкин, обиженный тем, что командир дивизии не совсем верно его понял. — Но в том, что одной из главных целей вражеской авиации будет наш военный городок в Уручье, я абсолютно уверен. Мы не имеем права оставлять семьи командиров под фашистскими бомбами. И вывезти их мы долины не потому, что собираемся отдавать немцам Минск, а чтобы избавить наших детей и жен от бомбежек. Кому нужны бессмысленные жертвы?

— Хорошо, вы правы: семьи не должны страдать. Завтра подберем хорошего командира тыла — пусть займется этим делом вместе с женсоветами частей и штаба. Будем считать, что этот вопрос мы решили. Если не поступят другие указания. — Командир дивизии чуть помедлил: — Вы не возражаете, Кирилл Иванович, если я поеду к командующему? Как говорится, без приглашения…

Филяшкин незаметно улыбнулся; генерал был крут, иногда упрям и чрезмерно жёсток, Но он всегда умел находить в себе силы оценить ситуацию объективно и, пусть хотя бы в душе, признаться в том, что погорячился или был не прав. Именно это — умение командира прислушаться к мнению своего заместителя по политической части и умение заместителя по политической части щадить самолюбие командира-единоначальника и вроде бы не вмешиваться в его прерогативы — надолго и прочно определит характер фронтовых взаимоотношений командира Сотой и ее комиссара — с 16 июля после восстановления института военных комиссаров Кирилл Иванович Филяшкин станет официальным комиссаром Сотой.

— Я могу только всячески приветствовать такое решение, — сказал он. — Дивизия рвется в бой. Надо доказать это командующему. Пока мы подчинены ему напрямую.

Генерал вышел проводить его. В лесу было уже темно. Над головой, в вершинах сосен, иногда шумел ветер. А небо на западе, низко, у самой земли, как и вчера, было тревожно-багровым.

Остановились, прислушиваясь: а вдруг уже и сюда докатывается тяжкий гул обрушившейся на Родину беды? Нет, здесь пока тишина. Только окликнул кого-то неподалеку невидимый часовой: «Стой! Кто идет?»