Анатолий Кузьмичев - Год рождения - СОРОК ПЕРВЫЙ (с иллюстрациями)

— Комбат прислал, Коврижко! — выдохнул тот, что подбежал первым. — На помощь…

Не ответив — не было ни секунды времени, — Кавун выстрелил по танку, который обходил слева загородившую дорогу машину. Полыхнуло пламя разрыва, и, когда горячий ветер снес в сторону черное облако, артиллеристы увидели, что немецкий танк как-то неуклюже, боком, сползает с дороги на опушку лесочка — было похоже, что у него заклинило орудие.

— Последний! — крикнул правильный, подавая вместе с пришедшими на помощь бойцами снаряд. — Все! Последний…

«Где же батарея?»

Кавун оглянулся, всматриваясь в опушку рощицы в тылу справа, — именно там должны были развернуться орудия. Никаких признаков. Что же могло случиться? Попали под обстрел — ведь немцы, почти не переставая, бьют по тылам? Или завязли с лошадьми, перебираясь через ручей в лощине?

Выстрелить последним снарядом он не спешил. Пусть немцы подумают, что у него кончились боеприпасы, и поднимутся за танками в рост. Не оборачиваясь, властно и твердо скомандовал:

— Приготовить гранаты!

До вражеского танка оставалось метров триста. Было видно, что залегшая немецкая пехота уже поднялась и воровато, все еще опасаясь попасть под внезапный огонь и укрываясь за броней машины, пошла вперед. Приклады автоматов — к животу, рукава засучены по локоть, каски надвинуты на самые брови… Вот теперь — самое время!

— Огонь!

Разрыв громыхнул рядом с бортом танка, казалось, даже накренил машину влево. Тугая взрывная волна швырнула наземь автоматчиков, навек пригвоздив к ней убитых, раскидав в стороны раненых.

— Занять круговую оборону!

Иван Кавун и три его товарища (один из них — раненый) залегли в развороченном окопе возле своей пушки. Четыре карабина и несколько гранат — вот все, что у них теперь оставалось. Негусто, но чуть-чуть продержаться можно. А будет совсем туго — снять прицел, заклинить затвор орудия и попытаться отойти к своим.

Пехота противника (ее было не меньше роты) опять поднялась в рост и, наугад стреляя перед собой короткими очередями, трусливой рысцой пошла вперед.

Кавун глянул направо, налево:

— Подпускать ближе! Патроны беречь!

До атакующих немцев оставалось метров двести, когда в их разрозненных, идущих короткими перебежками цепях один за другим громыхнули разрывы снарядов — это, прикрывая расчет Кавуна, ударила по врагу отошедшая на новую огневую батарея.

— Живем, хлопцы! Подъем!..

Вчетвером они развернули орудие и, задыхаясь в пыли и в дыму, мокрые от пота, покатили его к опушке леса, к своим.

Едва только начало темнеть, противник прекратил атаки и отвел на исходные позиции свои танки и автоматчиков. Конечно, легче и проще всего такое его поведение можно было объяснить тем, что немцы предпочитают ночью не воевать, боятся ночного боя. Но капитан Бабий усмотрел в этом и нечто другое: видимо, вражеское командование настолько уверено в том, что «птичка» в клетке и вылететь из нее не сможет, что решило подождать до утра, а может, вообще намерено просто заблокировать остатки полка в здешних лесах и взять их измором. Что делать? Самое главное в таких случаях — точно подсчитать свои силы и провести разведку сил противника. И только потом решать.

Слева, где, как было известно командиру батальона, наступал на Масловичи 355-й стрелковый полк, тоже стояла тишина, справа — со стороны Острошицкого Городка, укрывшегося за лесом на темном горизонте, изредка, далекие-далекие, доносились короткие пулеметные очереди. Неужели и там, и там — и справа, и слева — все кончено? Неужели дивизию расчленили на части и каждый из ее полков в кольце? Самое тяжелое, самое опасное и страшное на войне — оказаться без связи, оторванным от друзей, от командования, не иметь никакого представления об обстановке у соседей. Эх, если бы хоть приблизительно знать, где сейчас штаб полка или штаб дивизии!

К полуночи через посыльных Василию Бабию удалось собрать всех командиров подразделений. Разговаривали в темноте на лесной просеке под редко сверкавшими над головой звездами.

Командир батальона предложил доложить о наличии боеприпасов и потерях. Цифры были неутешительные: потери большие, а боеприпасов — по две-три обоймы к винтовкам и по паре дисков к ручным пулеметам. С полсотни гранат на роту да десятка два бутылок с бензином. Как и чем воевать дальше? Ведь надо не только выстоять здесь до выяснения обстановки — вероятнее всего, надо будет пробиваться из окружения к своим.

— Батальон занимает круговую оборону. Командирам рот усилить охранение и наблюдение за противником. Активных действий до уточнения обстановки не предпринимать. Все службы тыла, хозяйственный и боевой обозы, а также раненых сосредоточить в центре района круговой обороны. Немедленно приступить к оборудованию щелей и других укрытий на случай артобстрела или бомбежки с воздуха. Есть вопросы?

— Надо бы связаться с батальоном Старкова, — предложил политрук Мартынов.

— Это будет сделано, как только начнет светать. Сейчас искать в лесу соседний батальон бессмысленно. Можно напороться на немцев и потерять людей. Или свои примут нас за немцев… Еще вопросы или соображения?

— Нет.

— Давайте по подразделениям. О малейшем изменении обстановки и о подозрительном поведении противника докладывать мне через связных. Мой командный пункт — здесь.

Капитан Максим Старков, командир первого батальона, появился в расположении батальона Василия Бабия рано утром. Бабий в это время дремал после бессонной ночи, завернувшись под елкой в плащ-палатку. Старков попросил не будить его, присел неподалеку на пенек, скрутил самокрутку.

Но командир второго батальона словно почувствовал, что кто-то пришел, — зашевелился, стряхнул с головы хвою:

— Максим Павлович? Очень кстати. Здравствуй!

— Здорово!

— Что скажешь?

— Хочу предложить дело. — Старков затянулся пару раз подряд, бросил в сырую траву окурок. — А дело вот такое: своди оба наших батальона в один и принимай командование… У меня ни обоза, ни хозяйства — все разнесло. А у тебя и людей побольше, и опыта тоже побольше. Все, как говорится, соответствует. Нет-нет, ты, Василь Романыч, плохо обо мне не думай — я ответственности не боюсь, буду твоим заместителем и самым исполнительным помощником. Но давай честно — ведь мой авторитет среди бойцов с твоим ни в какое сравнение. Ты участник финской, Красное Знамя на груди, в партии одиннадцатый год… Так что бери бразды правления в свои руки. Если хочешь знать мое мнение, что делать дальше, то я скажу — прорываться к своим. Нащупать, где у немца послабее, — и вперед! Вперед! Сидеть здесь бессмысленно: мы не решим никакой задачи и погубим людей. Наиболее перспективное направление прорыва, как мне кажется, — лес севернее Казимировки… Посмотри по карте.