Станислав Мыслиньский - Над Припятью

«…Кроме того, я убежден, что мы должны коренным образом изменить нашу политику в отношении Востока. Мы могли бы значительно уменьшить опасность партизанского движения, если бы у жителей оккупированных районов добились хотя бы небольшого доверия. Четко выраженная аграрная и религиозная политика могли бы сотворить чудеса. Очевидно, было бы целесообразно также создавать на отдельных территориях марионеточные правительства, которые отдавали бы неприятные и непопулярные распоряжения. Такие марионеточные правительства, несомненно, можно было легко организовать, и мы всегда имели бы какой-то фасад, за которым могли проводить свою политику…»

Модель подчеркнул эти фразы и мелким почерком на полях страницы вывел: «Умно и дальновидно — жаль, что запоздало…»

Видя, что адъютант продолжает стоять выжидающе, генерал спросил:

— Что нового?

— От полковника Ринга, срочный радиоперехват, господин генерал.

Модель взял листок бумаги и кивнул головой. Когда адъютант закрыл за собой дверь, он вложил монокль и медленно провел взглядом по буквам. Краснота выступила на его уставшем лице. Как будто не доверяя тому, что прочитал, он еще раз пробежал глазами листок бумаги. «Отряды 27-й Волынской пехотной дивизии Армии Крайовой, взаимодействуя с советскими частями, овладели 20 марта населенным пунктом Тужиск», — гласило перехваченное сообщение.

Модель смял листок и подошел к стене, на которой висела карта Волыни. Отодвинул закрывавшую ее занавеску.

Карта была испещрена красными и синими тактическими знаками и различного рода флажками. Названия некоторых местностей были подчеркнуты. Река Турья бросалась в глаза, так как теперь она являлась линией разграничения германо-советского фронта там, где находились левофланговые части 9-й армии. Турья протекала среди полесских болот, откуда-то из озерка от Турчина через Тужиск, город Ковель и дальше на север, сливаясь с рекой Припять. Мост на Турье, вблизи Туропина, был одним из важнейших тактических пунктов этого района. Модель знал, что за этот пункт идут бои партизан 27-й дивизии Армии Крайовой. Однако он не предполагал, что аковцы собираются захватить его в ожидании разведывательных отрядов Советской Армии.

Из сообщений о положении на фронте, которые командующий 9-й армии просмотрел перед ужином, ничего особенного не вытекало: мелкие схватки с советскими войсками на некоторых участках фронта, занимаемых дивизиями армии, какая-то встреча с партизанскими отрядами и перестрелка в тыловых районах… Донесения ничем не отличаются от предыдущих: потери врага всегда высокие, свои — минимальные. Моделя, впрочем, не интересовали ни свои потери, ни окружение ковельского гарнизона. Город, правда, хотя и находился в полосе обороны его армии, однако имел отдельную боевую группу и командующего, непосредственно подчиненного фельдмаршалу Манштейну. О любых неудачах на этом участке фронта перед ставкой, а возможно, и перед самим фюрером должен был объясняться не кто иной, как командующий группой армий «Юг». Для Моделя теперь имел значение только клочок бумаги, который он продолжал сжимать в руке: «…отряды 27-й Волынской дивизии… взаимодействуя с советскими войсками…» Речь шла, конечно, о Тужиске и его уничтоженном гарнизоне. Эти действия имели глубокий политический смысл: аковцы взаимодействуют с большевиками… Неужели усилия Геббельса и диверсионной службы, направленные на то, чтобы не только вызывать раздор и вражду между поляками и русскими, но и привести к междуусобной борьбе между ними, потерпели полный провал. Оказывается, действительно партизаны Армии Крайовой совместно с большевиками бьют немецкую армию. Это уже для командующего 9-й армией было очень тревожным.

Но, очевидно, не только Модель был взволнован текстом перехваченной информации. Спустя несколько минут раздался телефонный звонок. Хватаясь за трубку, Модель был уверен, кого услышит. Не ошибся — звонил фельдмаршал Манштейн…

На другой день штаб 9-й армии передал соответствующие распоряжения и в боевую готовность были приведены три пехотные дивизии, штурмовые отряды и даже части армейской авиационной поддержки.

Оживились тылы групп армий «Юг» и «Центр». Очевидно, фельдмаршал Эрнст Буш, а также командующий войсками СС генерал Хенике и обергруппенфюрер Коппе — командующий полицией и войсками СС в генерал-губернаторстве — имели соответствующие телефоно- или шифрограммы… Вскоре оказалось, что это торопил Берлин. Там вопрос поставили строго: перед лицом угрожающей опасности соединения вермахта окажут необходимую помощь отрядам СС и полиции в полной ликвидации партизан и усмирении районов Волыни и Полесья.

Утром 23 марта войска вермахта вместе с отрядами СС и полиции ударили со стороны Владимира по партизанским отрядам и поддерживающим их фронтовым частям Советской Армии…

Теперь настроение генерал-полковника Моделя значительно улучшилось. Он был доволен, что началась ликвидация вражеских частей в тылу, как этого желала ставка. Чувство удовлетворения у Моделя вызывала и тишина на фронте, царившая в полосе его армии, не говоря уже, конечно, о продолжавшихся боях за Ковель. Кроме того, он был убежден, что генерал Хенике, используя приданную ему поддержку, быстро наведет порядок в тылу действующих войск. Модель слишком хорошо понимал, что для солдата на фронте нет ничего хуже уверенности в том, что он имеет врага не только перед собой, но и за спиной. Это положение теперь должно было радикально измениться, по крайней мере на Волыни.

Был поздний вечер предпоследнего дня марта. Модель, сидя у себя в теплой комнате, наслаждался французским коньяком и ароматом хорошо сваренного кофе. Он был доволен. Войска вермахта при поддержке авиации и танков снова сокрушали все на своем пути.

Вошел обер-лейтенант Хоппен, дежурный-шифровальщик, как всегда, элегантный и благоухающий одеколоном.

— Хайль Гитлер! — Офицер стукнул каблуками сапог с короткими голенищами, выбросив руку в гитлеровском приветствии.

— Хайль! — пробормотал Модель. Обер-лейтенант услужливо подал папку с надписью:

«Geheim (Секретно)». В ней было несколько телеграмм, весьма лаконичных. Командующий армией не терпел лишней писанины. Эту привычку он вынес из военной академии и следовал ей постоянно — на посту руководителя технической службы в генеральном штабе, на различных штабных должностях, на посту начальника штаба 4-го армейского корпуса во время польско-германской кампании, а затем начальника штаба 16-й армии во время франко-германской войны. Так укреплялись у Моделя навыки штабиста, и нет ничего удивительного в том, что он систематически прививал их своим подчиненным. Несмотря на это, он вынужден был терпеть шифрограммы, написанные на многих страницах, которые передавались из Берлина.