Станислав Мыслиньский - Над Припятью

Фельдмаршала уже мало радовали доклады о действиях в рамках репрессивно-карательных операций, какие повсеместно и беспощадно применяли войска охраны тылов армии вместе с оперативными батальонами полиции, жандармерии, ротами «зельбстшутца», «зондердинста»… Не ободрял фельдмаршала, как это бывало раньше, и вид представляемых ему для ознакомления тактических карт, на которых десятки деревень и поселков были перечеркнуты красным карандашом. За этими красными крестами стояли закопченные трубы новых пепелищ, колодцы и ручьи, заваленные трупами замученных, сотни изнасилованных и расстрелянных девушек и женщин, стертые с лица земли деревни и поселки…

Фельдмаршал вновь наполнил коньяком пузатую рюмку. Отхлебнул глоток, второй… Бой стенных часов прервал царящую в бункере тишину. В приоткрытой двери показалась голова адъютанта, Модель махнул рукой.

Майор Ганс Петер отодвинул портьеру, за которой стояла сложенная полевая койка. Майор разложил ее, накрыл толстым шерстяным одеялом, после чего приблизился к своему начальнику и деликатно стянул с его ног сапоги.

— Спасибо, Ганс! Спокойной ночи, — пробормотал Модель. Спустя несколько минут после ухода адъютанта он погасил лампочку. Комната погрузилась в темноту.

Однако ему не суждено было хорошо отдохнуть в эту ночь, с 26 на 27 мая 1944 года. Адъютант разбудил его в три часа с минутами.

— Господин фельдмаршал, — докладывал он, — на Припяти партизаны пробиваются через фронт на другую сторону… Русская артиллерия бьет по нашим войскам. Звонит генерал…

Модель вскочил с койки.

Светало. Над Волынью вставал день 27 мая 1944 года. Полосы густого тумана плыли над огромным пространством, перерезанным лабиринтом окопов, бугристыми утолщениями блиндажей и дотов. Вдали блестящей лентой вилась Припять, несущая свои воды к Днепру и дальше, к морю.

Среди партизан польско-советской группировки Гарды и Иванова царила напряженная тишина. Ждали сигнала.

— Вперед, братья! — Резкий голос капитана Гарды, подающего команду, разрезал утреннюю тишину.

В руке подпоручника Спокойного задрожала ракетница. Раздался сухой треск выстрела, и красная ракета — сигнал к атаке — взвилась в воздух. Жидкий туман окрасился розовым цветом.

— Напшуд!

— Вперед, на врага!

— Бей фашистов!

Эхо разнесло команды польских и советских командиров. С пистолетами в руках они указывали направление атаки.

Казавшееся до этого мертвым пространство вдруг ожило.

— Ура! Ур-ра-а-а! — загремело вокруг.

Раздался треск автоматов. Пули рассекали пелену тумана. Эхо выстрелов, пробежав по предполью гитлеровской обороны, покатилось дальше на другой берег над огневыми позициями частей советской 47-й армии, занимающей оборону в этом районе.

— Ура! Ур-ра-а!..

Спустя минуту наступавшие отчетливо увидели реку. Их отделял от нее только луг — около пятисот метров земли, начиненной бункерами, укрытиями, инженерными сооружениями… Всюду вились зигзаги окопов и соединительных ходов. Там укрывались гитлеровцы, которых необходимо было уничтожить, забросать гранатами, встретить ударами прикладов, ножей…

— Ребята! Перед нами смертельный враг. Нет ему пощады. Если ты его не убьешь, то он тебя убьет, помните об этом! — напоминал Гарда на краю леса перед самым наступлением. Партизан ждала решающая битва, борьба не на жизнь, а на смерть. Атакующие подразделения были к ней подготовлены, враг же ни о чем не подозревал. Гитлеровцы грелись в блиндажах, завернувшись в шерстяные одеяла и перины, награбленные в деревнях, спокойно спали, отгороженные от советских войск широкой полосой реки. Посты охранения, очевидно, тоже одолел утренний сон — их не было видно.

Именно в такой момент и решил командир сводного отряда ударить по врагу.

— Проедемся, ребята, по фашистам — и сразу на тот берег реки. Другого выбора у нас нет. Перед нами один выход: вперед! — приказал капитан Гарда. Майор Иванов поддержал его.

Ударили.

Бежали к Припяти. Как же близка и вместе с тем далека была эта река!

— Быстрее, хлопцы! Быстрее!..

— Скорее, ребята!

Они забыли о днях и ночах, проведенных среди болот, об изнурительном походе, который привел их к этому рубежу. Самым важным для них сейчас было время: если они максимально сократят его при броске к реке, то, возможно, останутся живы. Но стоит только замешкаться — и вражеские пули продырявят им спины.

Бегут. Каждый стремится как можно скорее проскочить окопы растерявшегося врага. Только бы скорее к реке! Только бы к тому берегу! Там ждут свои…

— Вперед!

— Ур-ра! Ур-ра-а! — раздаются прерывистые голоса, которым вторит грохот гранат, свист осколков и снарядов.

Партизаны бежали воодушевленные боевым духом сражения. Стреляли, перепрыгивали через рвы, через убитых и раненых. Они помнили только о реке, которая искрилась радугой в первых лучах восходящего солнца. «Разбушевался настоящий ад смерти», — напишет об этом бое один из самых молодых его участников партизан Завиша, которому тогда не было и двадцати лет. Каждый выскочивший из окопа гитлеровец получал смертельный удар. Раздавались пронзительные крики и стоны. Временами наступали перерывы, после которых шум нарастал с еще большей силой. Лавина обрушилась на блиндажи, окопы, ходы сообщения. Гитлеровцы выскочили из своих логовищ, прижались к стенам окопов, амбразурам блиндажей и начали вести заградительный огонь. От разрывов снарядов заметно редели партизанские ряды.

Стрелковая цепь на правом фланге попала под сильный огонь пулемета, укрывшегося где-то сбоку. Часть партизан залегла. Это заметил командир группы Гарда.

— Поручник! — крикнул он адъютанту. — Вышлите кого-нибудь к Чеславу, пусть поднимет роту. Перебьют же их…

— Волк {18} 18 Станислав Гурский, погиб 2 февраля 1945 года на Поморском валу в звании хорунжего Войска Польского в качестве заместителя командира роты по политико-воспитательной работе. — Прим. авт. , ко мне! — кричит подпоручник Спокойный.

Подбежал молодой паренек, весь в грязи, запыхавшийся и вспотевший. Офицер что-то объяснил ему и показал рукой.

— Только, дорогой, мигом! — добавил он.

Партизан, поглубже натянув на голову фуражку, побежал вправо, где четко обозначился надлом в наступлении роты поручника Чеслава.

— Ну и возятся!.. Швабы могут их отрезать, — нервничает капитан. Он стоит, всматриваясь в то место, где залегла рота, не обращая внимания на пули, которые буквально свищут вокруг его головы.

— Может, прикрыть их из «Дегтяревых»? — спрашивает майор Иванов, указав на бойцов с пулеметами на спине.

— Давай! — отвечает Гарда.

Советский офицер делает рукой какие-то знаки, указывает направление огня. Из длинных стволов понеслись очереди. Со стороны гитлеровцев огонь ослаб, рота Чеслава поднялась и двинулась вперед.