Константин Эрендженов - Сын охотника

На крик Мергена выскочили все, кто был в землянке, и, разбежавшись, заняли оборону. Возле землянки закипел жестокий бой.

А Бадма тем временем полз дальше. Но теперь он чувствовал себя ничтожным и беспомощным: у него не было ничего того, c. чем он хотел сдаться в плен, даже белого флага, который болтался на сучке дуба. Немцы могут принять его за разведчика, ползущего в их зону, и пристрелить. Так оно и случилось бы, если бы Бадма вовремя не закричал единственное немецкое слово «плен», которое он вычитал в их листовке. Он крикнул это как раз в тот момент, когда на него, словно озверевший дикий кабан на ягненка, несся огромный красномордый фашист с автоматом в руках. Немец, конечно, слышал слово, которое Бадма выкрикивал теперь на весь лес, и все же со всего маху так ударил по плечу автоматом, что у Бадмы дух перехватило. С трудом превозмогая боль, он встал перед гитлеровцем на колени. И получил второй удар по спине. Немец тыкал ему в грудь автоматом и кричал по-русски:

– Вперьед! Показывай вперьед!

Бадма с готовностью вскочил и показал рукой в ту сторону, откуда Мерген вел огонь со своими друзьями Немец опять ударил Бадму автоматом и, рукой изображая ползущую змею, потребовал:

– Безопасный вперьед!

Бадма угодливо закивал и повел немца в чащобу, чтобы подойти к землянке с тыльной стороны. К ним присоединились еще несколько автоматчиков. И теперь Бадма даже почувствовал себя предводителем. Пробираясь по густому смешанному лесу, группа автоматчиков огибала место перестрелки, которая становилась все яростней и, казалось, уходила в обратную сторону, туда, откуда она и пришла, когда Бадма стоял на посту.

Так и случилось. Когда подошли к землянке со стороны ее оконца из единственного стеклышка, вокруг никого не оказалось. А в лесу, где-то уже за белым флагом, гремело русское «ура!» И в этом победном крике громче всех выделялся голос Мергена.

Поняв, что проиграл, что рухнули все его надежды, Бадма вдруг упал на колени перед первым стоявшим рядом немцем. Тот замахнулся на него автоматом с такой силой, что насквозь проломил бы голову, если бы ефрейтор не отвел его руку. Этот ефрейтор ткнул Бадму автоматом в бок и махнул рукой: вперед, мол, веди.

Поняв, что землянку окружают, Мерген половину бойцов послал запрягать и выводить лошадей из-под обстрела, одного отослал в штаб с донесением, а остальным приказал занять оборону между деревьями. Белый флаг, поднятый его земляком, мельтешил, как бельмо на глазу. Воспользовавшись моментом, когда бойцы дружным огнем остановили подбиравшихся к землянке гитлеровцев, Мерген подбежал к дубу и со злостью сорвал белый лоскут. И тут ему пришла мысль забраться на дерево и оттуда вести огонь. Ухватившись за нижнюю ветвь, он подтянулся и быстро, как в детстве, вскарабкался на дуб. Поднявшись над землей метра на четыре, Мерген увидел за густым кустарником поляну, на которой выстроился взвод одетых в маскхалаты немцев. Перед ним стоял командир и четко размахивал кулаком, словно рубил воздух, видно, давал установку. Вот из строя выскочили четверо и с автоматами наперевес бросились вправо. Еще несколько взмахов командирской руки – и пятеро побежали налево…

Мерген укрепился за веткой, которая скрывала его от глаз тех, кто был на поляне. Устроил винтовку на толстом сучке и, не спеша прицелившись, выстрелил. Поднятая в этот момент рука фашистского офицера вычертила какой-то замысловатый вензель, и он рухнул в траву. Из строя выбежали двое и потащили убитого в глубь леса. А остальные тут же разбежались по кустам и подняли огонь из автоматов и винтовок.

«Пусть бесятся», – подумал Мерген и, быстро спустившись с дерева, устроился за березой, рядом с Ризаматом, который время от времени постреливал в ту сторону, откуда теперь доносилась беспорядочная стрельба немцев. Мерген шепнул бойцу, чтобы, как только услышит его троекратный свист, ползком отходил в сторону ручья, который течет отсюда в расположение роты. Перебравшись к другому бойцу, он повторил то же самое. И когда оповестил всех пятерых, тут же свистнул, как условились. Он видел, как по овражку, извивавшемуся между деревьями и кустами, поползли его товарищи. А сам остался прикрывать их отход.

Но немцы, сбитые с толку смертью командира, больше не наступали: можно было отходить и самому Мергену. Но тут он услышал еле уловимый шорох за спиной. Оглянувшись, он увидел двух немецких автоматчиков, кравшихся к землянке. Один из них уже взялся было за дверь, чтобы открыть ее, а другой приготовился швырнуть в землянку гранату. В этот момент раздались подряд два выстрела. Гитлеровцы уткнулись головами в дверь, загородив своими трупами вход.

Из оврага Мергену посвистывали. Кто-то из бойцов звал его. Да он и сам понимал, что пора уходить. Но когда он собрался перескочить к овражку, из-за землянки появилось еще несколько немцев. Они стреляли на ходу во все стороны. А один, видимо на всякий случай, бросил гранату, которая взорвалась в каких-нибудь трех шагах от Мергена, прильнувшего за деревом к земле. Когда рассеялся дым после взрыва. Мерген увидел возле землянки Бадму, за которым с автоматами наизготовку стояли три гитлеровца. Бадма беспомощно разводил руками, словно в чем-то оправдывался перед фашистами.

Мергену показалось, что в этот момент лютой злобой наполнились даже его пальцы, цепко сжавшие винтовку. Больше не было Бадмы, одноклассника, однохотонца. Был предатель, враг, фашист. Вся ярость Мергена в этот миг, казалось, перешла в винтовку, в кусочек свинца, который понесет возмездие изменнику. Но как ни проворен был сын охотника, он не успел поймать на мушку своего нового врага. Тот нагнулся и стал оттаскивать от дверей землянки трупы убитых. Мерген мог его убить, если не одним, то двумя выстрелами. Но, скорее всего, он его только ранил бы в спину, в зад. А он считал, что этого гада надо не просто убить, а расстрелять, как перед строем, привести в исполнение приговор, который Родина уже, конечно же, вынесла ему. Однако такого момента больше не было. Бадма опустился на корточки, видно, прятался от шальных пуль, и раскрыл дверь. Немец дулом автомата втолкнул его в землянку. Из-за землянки выскочили еще немцы и, стреляя из автоматов, стали прочесывать лес. Один из них шел прямо на Мергена, и тому ничего не оставалось, как уползти незаметно в овраг. Выстрел из винтовки мог обнаружить не только его самого, но и ожидавших его отхода товарищей. Мерген пробирался по овражку и уже чувствовал близость товарищей, но видел перед глазами только Бадму, угодливо открывающего врагам дверь землянки. Догнав красноармейцев, сидевших тесной кучкой в овраге между кустами ольхи, Мерген как-то сразу всех их обнял и замолк.