Ганс Дёрр - «Поход на Сталинград»

23 июля, по-видимому, можно считать днем, когда главное командование германской армии ясно показало, что оно не следует классическим законам ведения войны и вступило на новый путь, который был в большей степени продиктован ему своеволием и нелогичностью Гитлера, чем рациональным реалистическим образом мыслей солдата. Еще раз подтвердился опыт истории, свидетельствующий о том, что злой гений и вера сильнее, чем разум. Опытные офицеры из окружения Гитлера были почти беспомощны перед этими силами.

В этот день 23 июля Гитлер издал новую директиву № 45 [15]о продолжении операций, которая, очевидно, и представляет собой поворотный пункт войны. В соответствии с этой директивой намечалось следующее.

Группа армий «А» силами армейской группы Руоффа (17-я армия и 3-я румынская армия) имела задачу нанести удар через Западный Кавказ и далее вдоль побережья Черного моря до района Батуми, имеющего запасы нефти, с целью его захвата, а силами 1-й и 4-й танковых армий овладеть нефтяными районами Майкопа и Грозного, перевалами Центрального Кавказа и, наконец, продвинуться до Тбилиси и Баку.

Группа армий «Б» имела задачу силами 6-й армии захватить Сталинград и занять оборону на остальном фронте на рубеже Дона. Решение об овладении Астраханью должно было быть принято после захвата Сталинграда.

В соответствии с директивой 11-я армия перебрасывалась в район Ленинграда для участия в операциях по захвату города. Две танковые дивизии из состава группы армий «А» перебрасывались во Францию.

Отом, насколько это коренное изменение плана кампании не соответствовало обстановке и насколько сомнительными были лежавшие в ее основе соображения, яснее всего говорят следующие факты.

1) Наши силы.

28 июня с линии Таганрог, Курск начали наступление 68 немецких дивизий и 26 дивизий союзников.

1 августа для выполнения новых задач было сосредоточено 57 немецких дивизий и 36 дивизий союзников.

Силы итальянской, венгерской или румынской дивизии того времени составляли примерно 1/2 сил немецкой дивизии. Если исходить из этих расчетов, то 94 дивизии, которыми мы располагали 28 июня, равнялись 81 немецкой дивизии, а 93 дивизии, сосредоточенные к 1 августа, равнялись 75 немецким дивизиям.

Таким образом, несмотря на то, что номинальное количество дивизий было почти одинаково, обе группы армий «А» и «Б» имели для выполнения грандиозной задачи, поставленной теперь перед ними, на шесть дивизий меньше, чем в начале летней кампании. Наши потери еще не были восполнены, так как пополнение не поступало.

2) Пространство.

Протяженность линии фронта на 28 июня (Таганрог, Курск) составляла 800 км. Линия фронта на 25 июля (Ростов, Цимлянская, Воронеж) составляла около 1200 км.

После выполнения поставленных задач линия фронта (Тамань, Батуми, Тбилиси, Баку, Астрахань, Сталинград, Воронеж) составила бы около 4100 км (из них 1800 км по морю).

3) Время.

В нашем распоряжении имелось только около восьми недель; в начале октября мог начаться период осенней распутицы.

4) Противник.

Потери русской армии с 28 июня по 25 июля были, пожалуй, меньшими в сравнении с потерями наших сил. По нашим подсчетам, она потеряла только 80 000 пленными — цифра, почти не имевшая значения. Управление войсками на русской стороне, как это мы могли наблюдать с начала летней кампании, свидетельствовало о том, что противник стремится сохранить свои силы. Можно было предположить, что они будут использованы тогда, когда германская армия распылит свои силы в русских просторах и окажется в тяжелом положении в отношении снабжения. [16]

Изменение Гитлером своего замысла можно объяснить только его действительной убежденностью в то время, что России приходит конец. Очевидно, определенную роль здесь играли и экономические соображения (нефть) и политические цели (давление на Турцию), которые ставились выше военных соображений, что не представляет собой ничего удивительного в стратегии.

Советский Союз в те дни переживал тяжелый кризис. По всей видимости, русские, хотя и осуществили планомерный отход на Дон, под давлением немецких частей вынуждены были отступить к Волге и к Кавказу раньше намеченного срока; на некоторых участках их отступление превратилось в бегство. Это нашло свое отражение в знаменательном с различных точек зрения приказе Сталина, [17]изданном в конце июля. В этом приказе, который можно скорее назвать обращением к армии и народу, Сталин указывает на серьезность сложившейся обстановки, обусловленной тем, что русские войска не задержали немцев на Дону; он останавливается на огромных потерях России в территории, полезных ископаемых, сельскохозяйственных районах и в населении с начала войны. Этот приказ был характерен также стилем изложения: отеческий тон обращения к солдатам и народу, никакого приукрашивания, никаких упреков, никаких угроз, никаких пустых обещаний, одна горькая непреложная истина. Он возымел действие. Примерно с 10 августа на всех участках фронта было отмечено усиление сопротивления противника.

Гитлер, возможно, чувствовал в тот момент наступление кризиса у русских. Однако он часто действовал лишь по наитию: не в его духе было выжидать развития событий или наступления наиболее благоприятного момента для начала операции.

Уже одна проблема снабжения должна была внушить Гитлеру опасения.

Когда немецкие армии вышли к Дону, то от немецкой границы в районе Бреславля их отделяло расстояние 2500 км.

Поскольку в России почти не было дорог с твердым покрытием, снабжение осуществлялось главным образом по железным дорогам. Обе группы армий «А» и «Б» снабжались по железным дорогам, заканчивавшимся в Харькове и Сталино; далее шла одна железная дорога через Ростов. Эти дороги, в большинстве своем одноколейные, очень эффективно эксплуатировались русскими (те, кто утверждает обратное, заблуждаются); их пришлось перешить с широкой колеи (1,51 м) на нормальную (1,43 м), так как в наши руки почти не попадало неповрежденного подвижного состава. К тому же имперские железные дороги не смогли выделить для нас необходимое количество людей и имущества, чтобы обеспечить такую же эффективную эксплуатацию железных дорог, как при русских. В результате пропускная способность этих железных дорог не превышала 50 % той пропускной способности, какую они имели, когда находились в руках русских.

В таких условиях (отсутствие шоссейных дорог, небольшое количество железных дорог, слабая их эксплуатация, огромные расстояния) снабжение армий было почти неразрешимой проблемой. Ставя перед собой цель сделать снабжение более гибким, начальник тыла пытался восполнить недостаток в коммуникациях созданием сети баз в прифронтовой полосе, связь с которыми осуществлялась с помощью автомашин. Дело в том, что и в области обеспечения военных действий запасы также были весьма незначительными, более того, в ряде отраслей снабжения потребности редко удовлетворялись полностью. Горючего всегда и везде не хватало. [18]