Николай Родичев - Не отверну лица

— Замоскворецкие купцы топили ассигнациями...

— Хотите потягаться с купцами? — настраивался на спор учитель.

Кузнец изучающе посмотрел в лицо собеседнику:

— С купцами мне слабо, да и, может, глупо это. А вот посоревноваться с теми, кто честным трудом да собственным горбом копейку добывает, не отказался бы.

Он подбросил над узеньким верстаком, обтянутым жестью, бывшую двадцатикопеечную монету, превращенную в рублевую вещь.

Сергей обронил тяжелые слова, о чем почти сразу пожалел:

— А вдруг вы, Денис Моисеевич, снова станете бедным... Ну, скажем, как в сорок пятом, когда вернулись из армии с одним вещмешком?..

Кузнец вздрогнул:

— О реформе что-нито слыхали?

— Нет! — успокоил его учитель. — Это я так просто... Деньги-то могут украсть... Или сгорят ненароком.

Кузнец сердито зашевелил ершистыми плавниками бровей и швырнул окурок вслед за кольцом за верстак:

— Это все Яшка, стервец. Ну, я его!..

Вопреки увещеваниям учителя, кузнец, потеряв всякую бдительность, тут же пошел в курятник и долго копался там, присвечивая себе зажигалкой. Несколько дней он избегал встреч с Сергеем, как с человеком, посвященным в семейную тайну.

Несчастье обрушилось внезапно. Придя из школы, учитель застал кузнеца в неистовстве. Расшвыривая тряпье, хозяин метался по горнице. Сергей на столе увидел записку. Непривычно для Яшкиного почерка в рядок выстроились решительные слова: «Денис Моисеевич! Не ищи нас. Мы с маманей уехали к Сашке. Насовсем».

— Вы пробовали разыскать их? — воскликнул Сергей.

— Да ищу же вот!.. — ожесточенно бросил через плечо кузнец. Вся его фигура была сейчас обмякшей, жалкой, словно у этого богатыря отняли не деньги, а часть скелета.

«Зачем Яшка унес кубышку со сбережениями отца? — недоумевал Сергей. — Может, бегство с матерью показалось мальчонке недостаточной местью?»

Отчаянные поиски кузнеца были прерваны стуком в окно. Кузнеца вызывали в поселковый Совет. Вернулся он повеселевшим, выпрямившимся. Смущенно заталкивая на свои места чемоданы, Денис Моисеевич заявил:

— Магарыч с меня полагается. Сергей Мартынович... Полное наличие всей суммы... Яшка на интернат мои денежки хотел пожертвовать, но поскольку несовершенные года у него... Одним словом, придется вас, Сережа, в свидетели звать. За мной бутылка коньяку... Только и делов.

Сергей осторожно посоветовал хозяину:

— А может, вы того... не возьмете деньги обратно?

— Как то есть «не возьмете»? — насторожился Денис Моисеевич.

— Может, это к лучшему все? — не унимался Сергей. — Не получилось у вас домашнего рая на рублях... Сыновья отказались, жена ушла... Да и я в советчики к вам не нанимался. Может, как по-иному попробуете жить? Если так, то я уж съездил бы поговорить с вашими.

Он обвел взглядом разворошенное, захламленное жилье и опять съежился. Могучие руки его, обхватившие никелированную спинку кровати, конвульсивно сжимались и разжимались, будто кузнец пытался удержать руками что-то важное для него, ускользающее.

— Ну, это ты брось! — враждебно и вместе с тем пугливо пророкотал он Сергею. — Все, как хотят, живут, а я по-иному? Не хочу... не умею...

Он даже сделал шаг к порогу, чтобы выйти, но, словно засомневавшись или поняв, что идти дальше некуда, вернулся и сел на кушетку напротив Сергея. Они молча глядели друг на друга — чужие, враждебные. Сергей понимал, что Денис Моисеевич действительно не может сейчас жить иначе. Глазами кузнец просил каких-то необычных слов, совета. Сергей не меньше самого кузнеца мучался оттого, что нужных слов не находилось...

Заканчивались гастроли советского ансамбля песни и пляски в Америке. Последний концерт наши артисты давали в исполинском зале спортивного городка Мэдисон сквер гардэн. Выступление не было чем-то необыкновенным, хотя гости из далекой Москвы и в тот вечер не уронили чести и были для американской прессы «первоклассной хит» — сенсацией номер один...

Вероятно, потому, что концерт был прощальным, в тот поздний вечер в театральных уборных появлялось больше обычного кино- и театральных звезд. Именитые зрители наперебой высказывали участникам концерта добрые напутственные слова.

Именно в тот вечер за кулисы театра наконец пожаловал и знаменитый Берлик Хьюз. Ветеран американской сцены, эксцентрик и трагик, сподвижник молодого Чарли Чаплина, ныне угасающий старец, страдающий подагрой, он энергично перемещался по сцене, громыхая массивной палицей в такт своему рокочущему голосу:

— Браво! Браво!

К удивлению многих Хьюз особенно тепло приветствовал самого младшего актера, восемнадцатилетнего танцора Галинского. Светловолосый и оттого кажущийся безбровым, мальчиковатый с виду, танцор стаскивал тесный сафьяновый сапожок, приплясывая на одной ноге, когда к нему приблизился Берлик Хьюз.

— О, Галинский! Прима! Браво!..

Неотступно следовавшая за своим супругом Каролин Хьюз, немного знавшая по-русски, переводила отдельные его фразы. Она расторопно нацелилась объективом фотоаппарата на смущенного Галинского, когда муж, помогавший стащить сапожок, дружески привлек к себе юношу.

— Эти снимки будут для нашей семьи символом встречи с ансамблем! — перенося объектив на приближающихся к ним других артистов, заявила Каролин Хьюз. — Берк в последнее время благоволит к молодым актерам...

Судя по акценту, женщина старательно и долго изучала русский по учебникам, но вовсе не общалась с живыми людьми.

Берлик Хьюз прихлопнул в ладоши, отняв палицу от пола и повесив ее загнутым концом на руку.

— О, Каролин! Если бы ты знала, как я ценю твою способность вовремя поставить точку в разговоре. Именно — к актерам! В другие времена ты непременно прибавила бы: «И к молодым актрисам», но...

Уморительно-горестная гримаса перекосила исхлестанное суровыми складками лицо старого Хьюза. Окружение шумно приветствовало этот шуточный экспромт. Но Хьюз, очевидно, не намерен был продолжать в том же духе:

— Маленькая поправочка к справедливым словам моей супруги, господа! Не ко всякой молодежи благосклонен Хьюз! К кому угодно, только не к «твистам»... Сегодня я приветствую «Гопак», «Скверданс», «Перепляс». Завтра — «Спутник» или «Встречу с марсианами».

И Хьюз в освещении магниевой вспышки еще раз коснулся плеча Галинского.

Чтобы не показаться нелюбезным, советский танцор проговорил с юношеским пылом, что, если ему посчастливится получить этот снимок, он сохранит его как память добрых знакомств на американской земле...