Иван Козлов - В крымском подполье

В двенадцать часов дня, когда немцы обедали и прекращали облавы, я собрался к Ольге. Надел свое замасленное рваное пальтишко, облезлую шапку-ушанку, взял рабочий ящик, куски стекла подмышку, палочку.

Оглядывая меня, Анна Трофимовна осталась довольна.

— Ну кому придет в голову, что такой жалкий старикашка способен на что-нибудь толковое!

— Не забудьте, Анна Трофимовна, в случае чего снимите занавеску с окна.

— Будьте спокойны! Ну, дай бог все по-хорошему! — проводила она меня своим обычным напутствием.

У Ольги на окне висела занавеска — все в порядке.

Во дворе я столкнулся с двумя немецкими офицерами.

Подошел к ним, прихрамывая и опираясь на палку.

— Операция очень выгодная, — весело говорил молодой, стройный, с красивым холеным лицом офицер. — Деньги пополам и вечер на прощание.

— Только устраивай поскорей, вагоны завтра угонят на Севастополь, — ответил пожилой, с рыжими усиками.

Они загораживали дорогу к Ольгиной двери.

— Дозвольте, господа, пройти, — попросил я по-русски.

Офицер с холеным лицом скользнул по мне игривыми серыми глазами и посторонился.

Я постучал, дверь открыл «Савва».

— Где тут стекла вставлять? — громко спросил я.

— Сюда, сюда, дедушка! — также громко ответил «Савва», пропуская меня в комнату и запирая дверь. — Здравствуйте, Иван Андреевич! — он крепко пожал мне руку.

Я присел не раздеваясь.

— Что это за офицеры?

— Молодой, красивый — Миркин зондерфюрер Линдер. А второй — его приятель. Вместе спекулируют и пьянствуют почти каждую ночь.

— А Линдер мне понравился, веселый.

— И «добрый», — подтвердила Ольга. — Он сам хвастался мне своей «добротой». «Я, — говорит, — никогда русских пленных не бью, как другие офицеры, я их только наказываю: сажаю в темный подвал и напускаю туда крыс».

— Недаром такой молодой и уже зондерфюрер! Ну, что нового у вас в Сарабузе? — спросил я «Савву».

— Оля, ты нам приготовь чего-нибудь и последи за этими господами, — сказал жене «Савва». — У нас, Иван Андреевич, положение критическое. В одно прекрасное утро вы можете лишиться всех сарабузских подпольщиков. Забирают и вывозят в Германию всех мужчин поголовно. Мы на очереди.

— Я знаю, что забирают. Прятаться будем.

— Легко сказать — прятаться! Первого февраля утром в поселок Саки прибыло шестьдесят машин с немцами. Поселок окружили и пошли по дворам. Забрали всех мужчин от четырнадцати до шестидесяти лет, даже больных подняли с постели. Такую же облаву они провели в деревнях Сакского и Биюк-Онларского районов. Вывозят под охраной. Если кто-нибудь скрывается, забирают его семью.

— Но ведь железнодорожников немцы забронировали?

— Добрались и до железнодорожников. У нас уже переписали всех и запретили отлучаться. В Саках, несмотря на ходатайство начальника станции, угнали тридцать шесть человек. На станции Княжевичи забрали даже тех, кто работал на ремонте путей. Подпольщики волнуются. Я приехал за вашими указаниями.

— Без разрешения горкома ни один подпольщик на должен уходить со своего поста, — сказал я. — Но будьте начеку и приготовьте на всякий случай надежное убежище.

«Савва» задумался.

— В домах, конечно, укрываться нельзя. В Биюк-Онларском районе одна женщина спрятала своего мужа в сундуке. Немцы нашли его, заперли сундук, привязали жену к сундуку и сожгли вместе с домом. Недалеко от Сарабуза у деревни Андреевка есть каменоломня. Может быть, там сделать убежище?

— Немцы знают об этих каменоломнях?

— Может быть, и знают, но не обращают на них внимания: ведь партизан там никогда не было.

— Сколько там может поместиться народу?

— Порядочно. Думаю, человек четыреста — пятьсот.

Я велел «Савве» подготовить в каменоломнях убежище, завести туда продовольствие, воду и подумать об организации партизанского отряда. «Савва» рассказал, что в Сарабуз для охраны железной дороги прибыл какой-то добровольческий батальон. Настроение у этих добровольцев как будто неважное, некоторые хотят уйти в лес, но не знают дороги. Просят проводника.

— Все дороги ведут в лес, — сказал я. — Кто захочет, найдет и партизан. Через таких добровольцев просачиваются в лес провокаторы. Нужно их тщательно проверить. Проводника мы им давать пока не будем.

Я сообщал «Савве» место, время и пароль для направления в лес проверенного гражданского населения.

— Направляйте не только мужчин. Можно и женщин, если они способны быть бойцами.

— А с семьями, с детьми как?

— «Мартын» просил небоеспособных людей сейчас не направлять, кроме семей тех подпольщиков, которым угрожает арест.

«Савва» рассказал, что сарабузцы собираются взорвать баки с горючим, замаскированные на аэродроме. Передал мне разведданные и семьдесят пять бланков пропусков на право выезда в районы Крыма. Бланки выкрала подпольщица, работавшая переводчицей у сарабузского коменданта.

Я дал указание, чтобы подпольщики повели агитацию в деревнях за лучший и полный посев полей, маскируя всячески эти действия от немцев.

Дома я подготовил очередную почту подпольному центру и отправил ее в лес. На другой день утром «Нина» уже была у меня и сообщила: «Павлик» вернулся, все в порядке.

— По улицам ходить невозможно, — жаловалась она. — Пока до вас добралась, три раза документы проверяли.

— А не обшаривали?

— На этот раз нет.

Из-под стельки сапога она достала конверт, а из-под кофточки — несколько пачек денег.

— Как самочувствие «Павлика»? — спросил я, вскрывая прошитый нитками конверт.

— Хорошее, но он очень устал. До нового места встречи с Гришей теперь километров двадцать пять, а обратно итти с грузом. В этот раз он ходил со своими помощниками — Яшей Морозовым и Витей Долетовым. Спрятали все во рву. Ночью перетащат в город.

Витя Долетов был двоюродным братом расстрелянного Николая Долетова.

— Встаньте у окна и следите за двором. Я прочту письмо.

«Дорогой Андрей! — писал „Мартын“. — Получил твое письмо и информацию о положении в Симферополе. Рад за ваше благополучие и доволен разворотом вашей работы. Разъясняйте народу, что немцы никому не дадут возможности „пересидеть“, „переждать“ лихую годину. Только непримиримая, смертельная борьба может принести освобождение.

Посылаю тебе наши листовки по нескольку сот экземпляров, центральные газеты и „Красный Крым“. Кроме того, посылаю три листовки на румынском языке. Посылаю также мины и гранаты. Людей, подлежащих мобилизации и угону из Крыма, переправляйте в лес, их будут встречать. Место встречи и пароль передаю устно через „Павлика“. Ни в коем случае не водите их на место нашего „Почтового ящика“, и сопровождать их должен не „Павлик“, а кто-нибудь другой. Разумеется, отправляемые в лес о вас ничего не должны знать.