Йозеф Секера - Чешская рапсодия

Киквидзе двинулся с места. Он не мог оставаться бездеятельным и просто следить за боем.

— Василий Исидорович, сделать мне что-нибудь от вашего имени? Кажется, начало хорошее. Наши артиллеристы бьют метко, — сказал Бартак.

Киквидзе нетерпеливо махнул рукой. Поднес бинокль к глазам. Артиллерийская пальба стихла, по полю прокатилось мощное «ура», вырвавшееся из грудей красноармейцев. Сражение было грозным. Красные конники вклинились в строй казаков справа, Голубирек — с противоположной стороны. «Максимы» лаяли не переставая. Вдруг у казаков появился броневик с танковой пушкой и начал бить по пехоте Сыхры.

Лагош, до сих пор терпеливо ждавший со своей немецкой тачанкой, подбежал к Киквидзе и попросил позволения взять броневик «на мушку».

— Не спрашивай, действуй! — нетерпеливо вскричал Киквидзе, не отнимая бинокля от глаз.

Расступившиеся казаки оставили броневик на виду; Лагош открыл огонь. Броневик загорелся, и новое «ура» стрелков Голубирека покрыло визг пуль.

— По коням! — вскричал Киквидзе. — Связные и Лагош — за мной!

И начдив ринулся в самую гущу боя. Бойцы приветствовали его еще более неистовым «ура!». Бартак увидел в стороне Сыхру, он был уже на коне и бешено работал шашкой. Шама и Аршин пристроились по бокам начдива. Казаки, оставшиеся в живых, бежали в степь, раненые бросали оружие. Белогвардейский пехотный полк, который при атаке своих конных немного пришел в себя и снова кинулся на красных, полег почти целиком. Киквидзе и Бартак, с Шамой и Аршином, рысью возвратились в Зубриловский. Оставив в степи посты, вернулась на хутор и пехота. Пасмурная погода с сильным снегопадом сменилась жестоким морозом. К вечеру с Майского кургана возвратился Матей Конядра, привезя с собой весь штаб генерала Половникова.

Киквидзе сидел за столом, обсуждая с Сыхрой и Бартаком ход боя и тактику белогвардейцев. Командиры полков стояли вокруг, участвуя в разборе. Комиссары полков не пришли — они погибли. Все до одного.

Когда ввели Половникова и офицеров его штаба, Киквидзе бросил радостный взгляд на Конядру и лишь потом обвел глазами хмурые лица белогвардейцев. Высокий, крепкий еще генерал Половников стоял неподвижно, а его жесткое лицо с седой николаевской бородкой, не закрывавшей раздвоенный подбородок, словно заледенело за время бешеной скачки. Киквидзе кивнул и сдержанно сказал:

— Рад встретиться с вами, господа. Сожалею, что не могу пригласить вас присесть, у меня нет стульев, кроме тех, на которых сидят мои командиры. Вы устали. Вижу, наш командир особого кавалерийского батальона товарищ Конядра обошелся с вами довольно круто, даже оружие отобрал. Но не сердитесь на него — зато вас взял в плен чешский герой Красной Армии.

Тут начдив усмехнулся, не спуская глаз с мрачного генерала Половникова.

— Ваше превосходительство, мы с вами знакомы с Тамбова, еще до мятежа и во время него, не так ли? Как поживает ваша дочь?

— Ее застрелили сегодня ваши «герои Красной Армии», — сухо ответил генерал.

— Очень сожалею, но зачем она находилась там, где стреляют? — возразил Киквидзе. — Вашего зятя, господина Книжека, мои бойцы недавно нашли — прошит пулеметом в спину, и я сожалею, что меня опередили, я хотел бы видеть его теперь среди вас. Ну, тут уж ничем не поможешь… Приступим к делу. Вы мне скажете, генерал, где другие бригады атамана Краснова? — Киквидзе развернул на столе карту и, чтобы она не свертывалась, придавил ее своим грузинским кинжалом. — Прошу, названия станиц, хуторов, и — простите — я тороплюсь.

Вдруг из группы пленных выскочил костлявый подполковник и бросился к кинжалу. Но не успел он схватить его, как грохнул выстрел, и офицер выронил кинжал из простреленной руки. Конядра хладнокровно поднял с полу кинжал и положил его на прежнее место. В другой руке Матей сжимал английский пистолет.

— Спасибо, Матей, — улыбнулся Киквидзе, — спасибо. Это, пожалуй, лишнее, а впрочем…

Киквидзе сурово поглядел на Половникова!

— Кто этот человек?

— Мой начальник штаба, — проворчал генерал.

— Товарищ Сыхра, предай белогвардейского коллегу военно-полевому суду. Даю Голикову четверть часа на судопроизводство. Все равно этот нам ничего не скажет. Ну, генерал, начинайте! Вы отлично понимаете, что я хочу от вас услышать.

Генерал и его офицеры молчали. Ровно через пятнадцать минут прозвучал короткий ружейный залп, и вскоре в дверях появился коренастый командир эскадрона Ефрем Голиков. Выглядел он сурово.

— Приговор приведен в исполнение, товарищ начдив, — металлическим голосом доложил Голиков.

Пленный генерал и его офицеры при звуке этого голоса оглянулись на Голикова и поникли головами.

— Вы еще удивляетесь, генерал, почему у войскового атамана Краснова одни неприятности с нами? — серьезно спросил Киквидзе. — Он не понимает даже такую великую вещь, как наше воодушевление. Советую вам, снимите его… — Выпрямившись, Киквидзе добавил: — Товарищ Голиков, утром отведете пленных в штаб армии. Возьмете весь свой эскадрон. За всякую попытку к бегству карайте на месте любого — кто бы он ни был. Вы поняли?

— Понял, товарищ начдив!

— Так, — проговорил Киквидзе, оставшись наедине с Вацлавом Сыхрой и Войтехом Бартаком. — Теперь отдадим приказ о сформировании особого кавалерийского батальона и назначим Конядру его командиром. Позови писаря, Войта! Голиков через два дня наверняка привезет новый приказ, приготовимся же к тому времени. Бойцы отдохнут, а Конядра пусть использует это время, чтоб сколотить батальон. Дадим ему три эскадрона: из пятого кавалерийского полка — Голикова, из шестого — Кулишева, и из третьего стрелкового — роту калмыков. Сегодня они дрались отлично — ребята рады будут, когда мы их посадим на трофейных лошадей. Они только и мечтают, что о седле да шашке. А снаряжения нам казаки оставили достаточно. Услужливые! — весело рассмеялся Киквидзе.

— Были бы люди, сформировать бы новый кавалерийский полк… Жаль, что некого больше мобилизовать, — вздохнул Сыхра.

Писарь, долговязый красноармеец с бледным лицом, уже готов был писать под диктовку начдива.

Когда дневные дела были закончены, Киквидзе пригласил к себе Матея Конядру, и между ними завязался оживленный разговор за гречневой кашей с вареной бараниной. Кавалерист рассказал, как он в сумасшедшей метели организовал налет на штаб Половникова. Обошлось почти без перестрелки… Светлая бородка Матея взъерошилась, голубые глаза сверкали на обветренном, обожженном морозом лице.

— Мы застигли их врасплох, они отбивались одними наганами… Мы приняли их способ боя, — добавил Конядра.

— Получилось отлично! А как погибла «Мария-Терезия»? — спросил начдив.