Александр Скутин - Самые страшные войска

— Чтоб я еще когда вмешивался в семейные разборки, — вздохнул Серега, — да пусть бы он лучше ее убил!

— Кто их поймет, этих баб! — поддакнул я сочувственно. — Спина сильно болит?

— Да уж, врезала она мне от души. Но мысль о водке и еде продолжала сверлить меня неотступно. И я начал осторожно:

— А может, водочки тяпнем по чуть-чуть? Такое дело, паньмайшь, обмыть надо, стресс снять.

— Ты за рулем вообще-то, — буркнул Серега.

Как будто это когда-то мешало кому у нас в тайге! Да все гражданские шофера в нашем ЛПКподдатые ездят, если есть на что водяры купить. Гаишников тут многие за всю жизнь ни разу не видели. Да и машин, признаться, мало ездит — тайга все же, глухомань.

Блин, век себе не прощу, что смалодушничал тогда, стал клянчить у взводного. С тех пор твердо определил для себя: угощают — ну можно и выпить, если хочется. Но сам не клянчи никогда.

Потом, подождав немного, пока прапор хряпнул слегонца водочки с тушенкой, вернулись обратно в Софпорог, за следующей партией картошки. Не пустыми же на Хапу ехать. Тем более что никто не контролировал количество вывезенного, главное — чтобы весь вагон опорожнить… С Серегой после этого я весь день не разговаривал. Не то чтоб обиделся на него, не хотелось просто. Не о чем было.

Началось все это, наверное, когда я сидел в ленкомнате и слушал, как замполит Хаппонен, местный карел-двухгодичник, втирает нам про Устав. Было это не в нашем гарнизоне, а в Софпороге, где я со своим МАЗом был в командировке — текущий ремонт делал. Так вот, замполит Хаппонен вешал нам лапшу про Устав и дисциплину, а в качестве наглядного примера прицепился к одному парню из Подмосковья:

— Вот военный строитель — рядовой… вчера был замечен в употреблении спиртного. В прошлом году он также был замечен пьяным, что говорит о систематическом употреблении этим солдатом спиртных напитков. А дома у него жена, ребенок. Какой из него муж и отец, если в течение срока службы он дважды был пьяным? Практически алкоголик.

Парень из Серпухова стоял молча, пока замполит надрывался, «на этом отдельном примере мобилизуя общественность», но тут не выдержал:

— Вот только не надо мою семью трогать! Подумаешь, алкоголик, два раза за год выпил. Да любой прапорщик во сто раз больше меня выпивает, и никто его алкоголиком не называет.

— Товарищ солдат, не забывай об Уставе. Не тебе решать, сколько пить прапорщику.

И тут уж я возмутился. Вот бы промолчать мне, но недаром сказано: язык мой — враг мой. Да и надеялся к тому ж, что я командированный и мне все с рук сойдет.

— Товарищ лейтенант, разрешите?

— Говори.

— Вот вы тут Устав помянули, но я нигде в Уставе ни видел, чтобы солдату нельзя было пить. Ну вот не читал такого! Вы не подскажете, где это написано, может, я пропустил чего? И кроме того, Устав — он ведь один для всех, для солдат и офицеров. И если б Устав запрещал военным пить, то офицеров это бы тоже касалось.

Все в ленинской комнате с изумлением уставились на меня. Я нарушил сразу кучу писаных и неписаных правил армейского этикета. И самое главное — «Старшим в задницу не заглядывают!» В смысле: командирам не делают замечаний и не указывают им на нарушение уставных и прочих положений, на это есть вышестоящие начальники.

Замполит оглядел меня оценивающе: сразу сдать меня на губу или чуть погодить? Нет, если сейчас меня посадить, то будет непедагогично, солдаты поймут это как его проигрыш, вроде как возразить по существу ему нечем. И он поднял перчатку:

— Если ты внимательно читал Устав, товарищ солдат, то там написано, что нельзя нести караул в нетрезвом виде. Хотя вы все тут в стройбате не ходите в караул, но это положение Устава караульной службы на вас, как на военнослужащих, тоже распространяется.

— А вот я читал, что в стройбате строевой и караульный Уставы не действуют.

Замполит уж совсем изумился:

— Где это ты мог такое прочитать? — И он посмотрел на меня откровенно враждебно, словно я открыто заявил, что слушал «Голос Америки» или читал Солженицына.

— В «Памятке военного строителя», вон она лежит. — Я кивнул на стенд с политической литературой, на который никто никогда не обращал внимание. — Там написано, что в стройбате действуют Уставы: внутренней службы, гарнизонный и дисциплинарный. И все.

Хаппонен не поверил такому крамольному заявлению и сам взял со стенда эту книжицу. Перечитал указанную страницу. Хм-м-м! В самом деле! Возразить было нечего, но последнее слово должно было остаться за ним по определению.

— Хорошо, в субботу после ужина ты со мной пойдешь в гарнизонную комендатуру, и там мы продолжим дискуссию по Уставу.

Блин! Вот это называется — попал! И ведь никто за язык не тянул, сам вылез, правдоискатель хренов. Ясно, Хаппонен решил сдать меня, суток пять мне светит, не меньше, а там еще добавят. Таких вот, шибко вумных, нигде не любят, тем более на военной службе…

— Вот тебе и памятка военного строителя, — язвительно сказал кто-то из солдат, глядя в мою сторону. Чужих в этой роте, как и везде, не любили.

До субботы оставалось еще четыре дня, и я начал ремонтировать МАЗ ударными темпами. У меня был шанс сделать его к субботе и уехать в свой гарнизон, пусть потом Хаппонен ищет меня на Хапе. Хм, почти каламбур.

Надо ли говорить, что в субботу утром мой МАЗ к бою и походу был готов. И я побежал в штаб за документами, военным билетом и маршрутным листом для проезда в погранзону. В комнате начштаба Киричко уже стоял какой-то молоденький лейтенант из новоиспеченных, только из училища, и канючил:

— Что у вас за служба, что у вас за порядки… Меня, целого лейтенанта, солдаты посылают куда подальше. Любой прапорщик у них имеет больший авторитет, чем я, офицер, целый лейтенант. Нельзя ли перевестись в другой гарнизон, товарищ капитан, куда-нибудь в город?..

— Сынок, — ответил ему начштаба, — не жалуйся: служба везде трудна. И солдаты везде одинаковы: куда их ни целуй — все равно везде у них будет задница. Посылают тебя, говоришь? Это еще не беда, вот если б ты к ним в лес, — он кивнул на меня, — на Хапу попал, там тебя солдаты не только посылали бы, но и в морду давали — такие там отморозки служат. И гарнизонная гауптвахта там будет очень далеко, а солдаты — вот они, рядом. Ты в тайге будешь один на один с ними. Знаешь, как там говорят? «Закон — тайга, медведь — прокурор». Пойми, офицерские погоны, офицерская форма и хромовые сапоги сами по себе не дадут тебе ни авторитета, ни уважения. Ты сам как личность должен быть авторитетом для солдат. И ты или станешь таким, настоящим офицером, или сломаешься.