Александр Ляховский - Трагедия и доблесть Афгана

В связи с экстренным доукомплектованием частей и соединений за счет людских ресурсов республик Средней Азии первоначально в составе мотострелковых войск, введенных в Афганистан, был большой процент (более 60 %) военнослужащих — узбеков, туркменов, таджиков и казахов. На первый взгляд, воины данных национальностей должны были найти большее понимание у родственных народностей Афганистана. Однако на деле это имело обратный эффект. Пуштунские племена, ставшие основой мятежного движения, исторически всегда враждовали с национальными меньшинствами севера в своей собственной стране. Появление же в Афганистане иностранных представителей этих национальностей явилось только дополнительным фактором возбуждения их шовинизма.

С вводом советских войск в ДРА главным объединяющим идеологическим и политическим лозунгом антиправительственных сил стал призыв к священной войне («джихад») с неверными. Следует признать, что этот призыв мулл нашел понимание многочисленной части афганского населения, чему способствовали вековые мусульманские традиции, а также деятельность исламских авторитетов.

Причем оппозиция умело играла на национальных и религиозных чувствах афганцев, заблаговременно готовя их к возможному вмешательству СССР во внутриафганский конфликт. В частности, еще при Н. М. Тараки, задолго до ввода советских войск в Афганистан, например, среди жителей Кандагара распространялись ложные слухи и листовки подобного содержания.

«Срочная информация!

К сведению истинных мусульман!

Программа Тараки, или то, к чему он стремится:

Несомненно, тот, кто недостойно ведет себя, — тот кяфир.

Соотечественники делают свою родину неверной.

В угоду русским они попирают честь мусульман.

Отбирают землю и имущество мусульман.

Сыновья Советов (НДПА) говорят:

у вас не будет женщин, земли и золота.

Будут уничтожены религия ислам и улемы.

Русским отдадут землю и родину.

Мусульмане, запомните все это.

Смерть русским прислужникам!

Смерть английским прислужникам!»

Советские воины на себе испытали мусульманский фанатизм афганцев. Первый командующий 40-й армией генерал Юрий Владимирович Тухаринов с сожалением вспоминал: «В Афганистане мы оказались в роли «неверных». На этом сыграли «непримиримые», подняв под свои знамена часть неграмотных афганцев. Даже детям внушалось, что мы изверги, готовые уничтожить все и всех. Кстати, процентов на восемьдесят афганцы неграмотны».

А потом появились и первые погибшие. В Афганистане же до сих пор силен закон кровной мести. Таким образом, противостояние обострялось.

Вспоминается такой эпизод. Первое время мы брали воду из тех же источников, что и местные жители, это позже стали бурить собственные скважины. Так вот, набирали наши солдаты воду. Рядом то же самое делали афганцы. Вдруг один из них из-под халата достал топор и неожиданно нанес «шурави» сокрушительный удар. Солдаты в упор расстреляли нападавшего.

Вот что такое фанатик, видимо, поклявшийся на Коране отомстить за смерть родственника. Прекрасно понимая, что и его ждет смерть, он все равно совершил «святую» месть, убил первого попавшегося под руку «неверного». Впрочем, так рассуждал не только командующий армией, а и большинство наших руководителей и солдат. Это говорит о том, что представление об исламе у нас было примитивным и невежественным. Кровная месть применялась не только в отношении советских солдат. Например, в качестве мести в 1980 г. на территории племени джадран был убит министр по делам границ ДРА Ф. Мухаммед, прибывший на переговоры. Эта акция была совершена в ответ на убийство группы авторитетов и старейшин племени, которые были приглашены X. Амином на переговоры в Гардез и затем расстреляны.

Десять лет спустя Георгий Мирский — главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР, профессор, доктор исторических наук, один из ведущих специалистов-востоковедов страны, скажет: «Можно сказать, что наше тогдашнее руководство, показавшее к тому времени свою неспособность управлять должным образом внутренними делами, повело себя соответственно и на международной арене. В основе принимаемых решений не было научного, объективного анализа, не связанного с какими-то конъюнктурными соображениями.

Недостаток такого анализа сказывался на всех уровнях. Многие, в том числе и я, предполагали, что против советских войск моджахеддинам не устоять, что какое-то время они еще смогут продержаться, но потом их разгромят. И кабульское правительство, хотя оно и потеряет часть своего авторитета, поскольку пригласило иностранные войска для своего спасения, все же удержится. После этого пройдет какое-то время, подрастет новое поколение, все забудется, и Афганистан будет идти в общем-то тем курсом, который был начертан Апрельской революцией. То есть «история нас оправдает».

И хотя в международном плане я и мои коллеги не находили каких-либо убедительных доводов для оправдания ввода войск, мы полагали, что конкретный ход событий в Афганистане будет иным, чем получилось в действительности. Как раз это и свидетельствует о том, что мы неправильно анализировали ситуацию, не замечали тех факторов, которые привели к тому, что сопротивление внутри Афганистана не только не ослабло после ввода наших войск, но, наоборот, стало расти.

Если бы во внутрипартийной борьбе победил Тараки, я думаю, что ему тоже пришлось бы попросить СССР о вводе войск. Дело в том, что для людей, взявшихся за оружие и выступивших против кабульского правительства, разница между Н. М. Тараки и X. Амином была не такой уж принципиальной: все равно — это был режим, который не соответствовал их представлениям о том, каким должно быть правительство в Кабуле. Но ввод наших войск при Н. М. Тараки, возможно, не произвел бы такого драматического эффекта разорвавшейся на весь мир бомбы, как это было в те декабрьские дни 1979 г.

Первая реакция на Западе была такая: войдя в Афганистан, русские сделали первый прыжок к Индийскому океану, к Персидскому заливу, к нефти Аравийского полуострова. Я помню, мне пришлось потратить тогда немало времени в разговорах с моими американскими коллегами, разубеждая их в этом мнении…»

Если уж не на высоте оказались наши аналитики, то что было говорить о советских руководителях, принимавших решение на ввод войск. Они надеялись победить в этом конфликте, действуя по принципу, что победителей не судит даже история, не то что люди. Хотя справедливости ради надо сказать, что на выводы и прогнозы аналитиков не очень-то и обращали внимание.