Евгений Николаев - Снайперские дуэли. Звезды на винтовке

— Пока мы стоим во втором эшелоне, берусь подготовить отличных стрелков-снайперов.

— Ну а база? — спросил Агашин. — Что потребуется еще, кроме людей, твоего опыта и желания?

— База? База — по обстановке! Зато, я уже узнавал, снайперские винтовки в полку есть. Лежат себе, в масле катаются на складе боепитания. Совершенно новенькие! А это уже что-то!

— Что ж, дельная мысль. Сегодня же доложу командиру полка. Заранее уверен: он одобрит. А пока подбирай себе «студентов», лейтенант, для своей «академии». Небось уже и прикинул — кого?

— Так точно, товарищ комиссар! Я, собственно, уже почти подобрал, правда, только из своей роты. А вот, — лейтенант кивнул в нашу сторону, — кое-кого из разведки отдадите? Такие ребята пригодились бы на первый случай: парни ловкие, храбрые, многие из них хорошие спортсмены.

— Как много нужно времени для их подготовки? Обстановка, сам понимаешь…

— А мы элементарно: немного теории, матчасть и как ею пользоваться. Ну а экзамен примем прямо на переднем крае — по живым мишеням! И все же дней пятнадцать потребуется обязательно.

— Что ж, такой срок можно будет и дать для хорошего дела, — сказал Агашин. И, как бы ставя на этом разговоре точку, добавил: — Ну, договорились: дадим тебе из разведки Николаева, бери и Добрика, Семенова. Еще Рахматуллина возьми из восьмой роты — он бывший охотник, говорят, белке в глаз может попасть. Подойдет, пожалуй, и сержант Карпов из пульвзвода, и… Ну кого тебе еще — потом сам скажешь.

Дня через три после этого памятного разговора группа бойцов, в которую вошел и я, держала в руках еще не обстрелянные снайперские винтовки с оптическим прицелом. Приказом по полку мы были зачислены курсантами полковой школы снайперов-истребителей.

Тяжело мне было расставаться с товарищами по разведке, но стать снайпером — моя давнишняя мечта. С детства. Я и сейчас, кажется, до мельчайшей подробности представляю себе кадры еще из довоенного фильма «Снайпер». В нем рассказывалось о подвигах сверхметкого русского стрелка-снайпера в первую империалистическую войну. Особенно ярко запомнились эпизоды из фильма, связанные с искусной маскировкой. Сделав макет пня или убитой лошади и пристроив его на нейтральной полосе, перед окопами противника, снайпер забирался в этот макет и метко разил оттуда врага.

До войны, еще в школе, а потом и в Тамбовском вагонном техникуме, где мне довелось проучиться два года, я увлекался стрелковым спортом. Приходилось участвовать и в стрелковых соревнованиях. Стрелковая команда у нас в техникуме была сильная — четверых из нее взяли в состав сборной города. Мои друзья Анатолий Абоносимов, Михаил Штанько, Володя Вавра и я уже готовились к областным соревнованиям. В нашей команде был тогда и нынешний старшина пятой роты Володя Дудин, работавший на Тамбовском вагоноремонтном заводе, депутат горсовета. Я и подружился с ним с тех самых пор.

В то время мы увлекались не только одним стрелковым спортом: задолго до призыва в армию на срочную службу каждый из нас носил на груди полный комплект оборонных значков. Причем высшей — второй ступени: ГТО («Готов к труду и обороне»), ГСО («Готов к санитарной обороне»), ПВХО («Готов к противовоздушной и химической обороне») и «Ворошиловский стрелок».

— Будешь старшим группы, — сказал мне лейтенант, передавая «Список личного состава школы снайперов при 14-м Краснознаменном полку войск НКВД». В этом списке, кроме названных, уже значились Валентин Локтев, заместитель политрука Юрий Смирнов, Серго Казарян и другие ребята. Политрук роты по званию, исполняющий обязанности старшины Володя Дудин был временно назначен и старшиной школы снайперов.

В нашей «академии» начались регулярные, с утра до ночи, занятия. Курсанты старались как можно скорее постичь все премудрости снайперского искусства, которыми охотно делился с нами лейтенант Буторин.

В первую же ночь, зажав между колен перевернутый вверх дном круглый солдатский котелок, при свете коптилки, сооруженной из гильзы от снаряда, я писал письмо. Как можно короче и понепонятней я информировал маму об изменении в моей фронтовой жизни. Приученный с детства ничего от матери не скрывать, теперь я был вынужден писать ей не все и не всю правду: не хотелось лишний раз ее волновать.

Из письма с фронта в Тамбов матери:

Дорогая моя мама, здравствуйте!

Напрасно Вы беспокоитесь за меня. Вчера, к своему сожалению, я расстался с работой в разведке и со своими тамошними друзьями. А жалко: ребята там все были правильные. Теперь нахожусь на учебе, в глубоком тылу, — войной тут и не пахнет! Привыкаю к новому коллективу. Но и тут подбираю себе друзей по принципу: «А пошел бы я с тобой в разведку?»

Правда, здесь ребята тоже толковые, дружные, веселые и храбрые.

Мы, как и всегда, с Вовкой Дудиным вместе. Вы его знаете. Тут же и оба Ивана — Добрик и Карпов, о которых я Вам уже рассказывал.

Ну, большой привет всем соседям. Сходите, поклонитесь за нас нашей школе — за все то хорошее, что она нам дала. Все это пригодилось на фронте.

Крепко Вас обнимаю и целую.

«Академия» наша расположилась в удобной лощине, проходившей неподалеку от Шереметевского парка.

Первая половина учебного дня отводилась у нас практическим занятиям. Мы пристреливали личное оружие, били в цель на поражение, усваивали законы маскировки на местности, выбора огневой позиции. В программу занятий входила и физподготовка: бег, подтягивание, прыжки в длину и высоту. Метание гранат, приемы борьбы самбо тоже входили в обучение. Мы вновь, как и до войны, только теперь с еще большим старанием, ползали по-пластунски, атаковали воображаемого противника.

— Снайпер должен быть закаленным как морально, так и физически, — говорил нам лейтенант Буторин, наблюдая за нашими действиями.

С наступлением темноты, вернувшись из лощины, мы прежде всего чистили и смазывали, в который уже раз разбирали и собирали винтовки. Брали в руки паклю и, накрутив ее на шомпол, с щелочью драили канал ствола, пока не добивались идеального блеска. И только после этого приступали к теоретическим занятиям. Лейтенант Буторин знакомил нас с матчастью различного оружия — нашего и трофейного. Но особое внимание уделялось изучению снайперской винтовки, ее оптического прицела.

Были у нас и уроки на внимание, на тренировку зрительной памяти. Проходили они так: курсант, вызванный лейтенантом в землянку, должен был минуту-другую посмотреть на массу разложенных вокруг предметов, а затем выйти. Через две-три минуты он возвращался и определял, какие изменения произошли в землянке за время его отсутствия. Оказывалось, что часть предметов или передвинулась с места на место, или вовсе исчезла. Все это до мельчайшей подробности надо было заметить и толково доложить командиру. Такие занятия развивали наблюдательность, оттачивали наше внимание. Проводили мы их и на местности, непосредственно на переднем крае полка. Всем курсантам такая тренировка очень нравилась, хотя с докладом получалось удачно не у каждого. Мне, театральному художнику, зрительно запоминалось все куда легче, чем другим, но и то случалось ошибаться. Однако необходимое снайперу качество — не только видеть, наблюдать, но и делать из увиденного соответствующие выводы — совершенствовалось у нас с каждым днем. Все это позднее очень пригодилось. Мы понимали: от того, как ты овладел этим умением, будут зависеть и результат твоей работы, и твоя собственная жизнь. Слабо подготовленный в этом отношении снайпер может стать мишенью для меткого фашистского стрелка.