Виталий Сёмин - Ласточка-звездочка

Конечно, лучше было бы бросить эту проклятую мажару и подождать попутной машины. Но, во-первых, на Сергея надеялись, и он не мог подводить людей, а во-вторых, грузовики ходили не так уж часто. И Сергей снова и снова обрушивался на ленивого цобе и часто оборачивался назад. Авось на второй мажаре ребята уже сидят, как нормальные люди. Тогда Сергея перестанет мучить обида и воздух в степи не будет таким пыльным и жарким.

Еще больше, чем на парней, Сергей был зол на девушек. Особенно на ту, которая крикнула, чтобы он не погонял волов. Это она дала ему кусок хлеба с салом, и Сергей успел к ней присмотреться. Она чем-то напомнила ему девочку, в которую он был влюблен в пятом классе, Аду Воронину (Сергею многие незнакомые напоминали каких-нибудь его знакомых или даже родственников) — такая же светловолосая и круглолицая. Только глаза у нее были не такими, как у Ады, не задумчивыми, готовыми каждую минуту удивиться и испугаться, а смелыми и беспокойными. И вообще от этой девушки исходило какое-то беспокойство, какая-то слишком сильная энергия. Девушка не насмешничала, но, когда она смотрела на него, Сергей почему-то пугался: уж не смешно ли он выглядит? Она спросила, куда он едет, и посочувствовала и пожалела — далеко. Спросила, есть ли родители, где мать. Она спрашивала потому, что ей это было интересно, он решил, что между ними установился какой-то союз. Но какой союз может быть между старшей и младшим! Теперь Сергей ясно видел, что девушке никакого дела не было до его матери, и он досадовал на себя за то, что так подробно отвечал. Надо было промолчать или сказать что-нибудь грубо и презрительно. Так бы он говорил с ней сейчас, если бы она к нему подошла.

— Цобе! — обрушивался Сергей на низкорослого ленивого вола.

Сергея мучил страх за мать, боязнь, что она, близорукая, неуверенно чувствовавшая себя на улице, не сумеет во время бомбежки найти убежище. Этот страх мучил его с тех пор, как Мешков получил письмо, и мучит его сейчас, когда там, на второй мажаре, парни и девушки, неведомо почему решившие, что он будет оберегать их покой, целуются, а волы, плюя на войну, тянут не тянут мажары.

— Цобе! Цобе, проклятый!.. Чтоб тоби, ледачья скотина!

(Может, животное просто не привыкло к городскому выговору?)

Сергей вкладывает в свои удары все раздражение. И вдруг озленные животные срываются. Поджарый цоб изо всех сил давит на мелкорослого цобе, и мажара постепенно скатывается с дороги в открытую степь. Огромные колеса вращаются с неожиданной быстротой.

— Цобе! — надрывается Сергей. — Цобе!

Но цоб куда мощнее и раздражен он сильнее, хотя ему меньше досталось. Он просто задавливает своего малосильного напарника, и, хотя они бегут рядом, кажется, что цобе в панике убегает, а цоб его яростно преследует. Один убегает, второй преследует, и оба не видят, что еще сотня метров — и мажара обрушится в крутой овраг. Они даже наддают, прибавляют шагу по уклону, словно хотят быстрее свалиться в овраг, закончить эту бешеную гонку.

— Цобе! — пугается Сергей. Спрыгнуть ему некуда, по бокам вращаются огромные колеса, а как остановить животных, он не знает. — Тпру! — кричит он, как лошадям, и уже готовится вместе со взбесившимися животными лететь в овраг, как вдруг замечает человека, который бежит, стараясь отрезать волов от обрыва.

Это тот самый светлоглазый парень. Только бы он успел, только бы волы его послушались! Парень бесстрашно набегает грудью на тяжелые, слепые морды, и воловья ярость послушно гаснет. Волы воротят морды от парня, сворачивают направо, делают несколько тяжелых скачков в гору и останавливаются как вкопанные. Сергей неловко слезает с мажары, ноги его подрагивают. Он оглядывается на волов, которые едва не расшибли самих себя, едва не убили его, — они уже лениво и отрешенно жуют свою жвачку.

— Озлил ты их, — говорит светлоглазый и смеется. К ним подбегают запыхавшийся второй парень и девушки.

— Жив, хлопец? — волнуется «Ада Воронина». — Господи, я думала, что случится… — И она замахивается на равнодушно жующих волов: — Ну, вы, черти безрогие!..

— Я не знаю, как это получилось. Вожжей нет, а они побежали и побежали. Как их остановить? — растерянно пытается оправдаться Сергей.

Но его и не собираются ругать. Никто и не смеется над ним. Удивительно, как сразу его понимают сейчас парни и девушки. «Ничего, ничего!» — мгновенно приходят они к нему на помощь. И добры они сейчас, просто светятся добротой.

— Я не поеду дальше, — говорит Сергей. Его не уговаривают.

— А что, пешком ты вот этой тропинкой быстрее дойдешь, — показывает под горку светлоглазый. — Прямиком выйдешь на главную улицу. Девки тебе хлеба дадут, и иди. Вон Новинск.

— Да не надо, — отмахивался Сергей от куска хлеба, который ему протягивает «Ада Воронина».

Но девушка догоняет его, сует в руки хлеб.

— Ишь какой стеснительный! А сам голодный. До города еще сколько… Как-то дойдешь?

Она проводит жесткой и крепкой ладонью по его волосам. Но Сергей норовисто вздергивает голову и, не оборачиваясь, шагает к Новинску.

Уже перед самым Новинском Сергей вспомнил: парни-то ехали в армию! Надо было им пожелать всего хорошего, а он даже не попрощался.

В Новинске Сергея задержали. Он постучал в калитку рядом с массивными воротами и попросил у пожилой женщины, вышедшей к нему, воды. Пока женщина ходила за водой, Сергей рассматривал двор. Двор был большим, мощеным, с двумя длинными сараями, похожими на гаражи. У крылечка дома, в который вошла женщина, висел медный колокол, а рядом с ним короткий обрезок рельса. Сергей гадал, что это за колокол и для чего предназначается рельс, когда его окликнули. Сергей вздрогнул, потому что окликнувший подошел незаметно и теперь стоял вплотную.

— Кто таков? — спросил он.

— Да я воды прошу, — испугался Сергей.

— Я спрашиваю: кто таков?

Спрашивавшему было лет тридцать. Одет он был в новенькую военную форму, но без петлиц и знаков различия. Лицо его показалось Сергею несерьезным, даже мальчишеским. Во всяком случае, мужчина такого возраста не должен был бы смотреть на мальчика так угрожающе, с таким откровенным желанием запугать.

— Ну, если вы не даете воды, — сказал Сергей, — я уйду.

— Нет, голубчик, — цепкая рука легла на плечо Сергея, — никуда ты отсюда не уйдешь! Говори: кто таков?

— Ну, Сергей Рязанов, — голос Сергея дрожал.

— А настоящее имя? Ганс? Фриц?

— Ты дурак, — рванулся Сергей и увидел перед своим носом толстый, крепко скрученный кулак. — Дурак вонючий!

Сергей не смог вырваться и, набрав полный рот слюны, плюнул. Но цепкая рука успела закрыть ему рот, и вся слюна размазалась по Сергееву лицу. Сильная пятерня сдавила щеки Сергея, приплюснула нос. Сергей задохнулся и, не помня себя, кинулся в драку. Но он только барахтался в сильных руках. Отчаянное, унизительное, еще не испытанное чувство оскорбительного бессилия охватило Сергея. Он бился головой о подставленный локоть, кусал гимнастерку, бил ногами в пустоту. Потом мужчина выкрутил Сергею руки и пригнул его к земле.