Райан Корнелиус - Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев

Генерал Буссе, в чью 9-ю армию входил гарнизон Франкфурта, услышал от Кребса о надвигающейся смене командира и немедленно информировал Хейнрици. Сейчас, когда Билер еще стоял у письменного стола разгневанный Хейнрици звонил Кребсу. Штабные офицеры молча наблюдали. Они научились оценивать меру разгневанности шефа по тому, что он барабанил пальцами по столешнице. Сейчас его правая рука яростно отбивала сигнал вечерней зори.

— Кребс, — рявкнул в трубку Хейнрици, — в моем кабинете полковник Билер. Я хочу, чтобы вы внимательно меня выслушали. Билер должен быть немедленно восстановлен в должности командира Франкфуртского гарнизона. Я сказал это Бургдорфу, а сейчас говорю вам. Я не приму никакого другого офицера. Вы понимаете? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — И вот еще что. Где Железный крест Билера? Он уже несколько месяцев ждет награждения. И сейчас он награду должен получить. Вы это понимаете?

— И опять не дал Кребсу ответить. — Так вот слушайте, Кребс. Если Билер не получит свой Железный крест, если Билера не восстановят в должности командира Франкфурта, я сложу с себя свое командование! Это вы понимаете? — Хейнрици продолжал в гневе барабанить по столу. — Я жду подтверждения по этому вопросу сегодня! Это ясно? — И он хлопнул трубкой по аппарату.

Кребс не издал ни слова.

Как вспоминал полковник Айсман, во второй половине дня 7 апреля «группа армий получила по телетайпу два сообщения из ставки фюрера. Первое — Билер остается командующим Франкфуртским гарнизоном; второе — он награжден Железным крестом».

Генерал Альфред Йодль, начальник штаба оперативного руководства Гитлера, в своем кабинете в Далеме ждал прибытия генерала Венка. Новый командующий 12-й армией только что покинул Гитлера, и теперь Йодль должен был подробно осведомить Венка о ситуации на Западном фронте. На письменном столе Йодля лежала стопка донесений фельдмаршала Альберта Кессельринга, главнокомандующего войсками запада.

С каждым часом вырисовывалась все более мрачная картина. Повсюду англо-американские войска прорывали фронт.

Теоретически 12-й армии предстояло стать западным щитом Берлина, удерживая 125 миль фронта вдоль нижней Эльбы и Мульде и не давая англо-американским войскам пробиться в город. Венк, как решил Гитлер, будет командовать армией из десяти дивизий, укомплектованных офицерами бронетанковых войск, фольксштурмовцами, кадетами, разными сборными группами и остатками разбитой в горах Гарца 11-й армии. Йодль был настроен скептически. Даже если это войско будет сколочено вовремя, вряд ли оно будет эффективным и, вероятно, вовсе и не вступит в бой на Эльбе… хотя Йодль не собирался говорить это Венку. В кабинетном сейфе Йодля все еще лежал план «Иклипс» — документ, детализирующий действия англо-американцев в случае капитуляции или краха Германии, и карты, демонстрирующие согласованные зоны оккупации союзников. Йодль все так же был убежден, что американцы и британцы остановятся на Эльбе — приблизительной разделительной линии между англо-американской и русской послевоенными зонами оккупации. Он не сомневался, что Эйзенхауэр оставит Берлин русским.

«Разумеется, — гласил последний абзац самой последней телеграммы генерала Эйзенхауэра Черчиллю, — если в какой-то момент условия «Иклипса» (крах или капитуляция Германии) возникнут в любом месте фронта, мы устремимся вперед… и Берлин будет включен в список наших важнейших целей». Это был максимум обязательств, которыми пожелал связать себя Верховный главнокомандующий, что не могло удовлетворить британцев, и их начальники штабов продолжали требовать четкого решения. Они послали в Вашингтон требование о встрече, на которой можно было бы обсудить стратегию Эйзенхауэра. Телеграмма Сталина возбудила их подозрения. Хотя генералиссимус утверждает, что планирует начать наступление в середине мая, говорили британские начальники штабов, он не указал, когда собирается бросить «второстепенные войска» в направлении Берлина. Потому они считали, что Берлин следует захватить как можно скорее. Более того, как они полагали, «вполне приемлемо, чтобы в этом вопросе Эйзенхауэр следовал указаниям Объединенного комитета начальников штабов».

Твердый и решительный ответ генерала Маршалла положил конец дискуссии: «Психологические и политические преимущества возможного захвата Берлина раньше русских не перевешивают неотложных военных целей, которыми, по нашему мнению, являются расчленение и уничтожение немецких вооруженных сил».

Следует отметить, что Маршалл не полностью исключил возможность взятия Берлина, поскольку, «в сущности, город находится в центре главного удара». Однако у Объединенного комитета начальников штабов нет времени на то, чтобы уделять этой проблеме достаточно внимания. Скорость, с которой союзники углубляются в Германию, теперь столь велика, отметил Маршалл, что исключена возможность «пересмотра оперативных действий в рамках деятельности комитета». Закончил Маршалл ясным и безоговорочным одобрением Верховного главнокомандующего: «Только Эйзенхауэр в состоянии понять, как вести сражение и как в полной мере использовать изменение ситуации».

В свою очередь, измученный спорами Эйзенхауэр выразил желание изменить свои планы, но только в том случае, если получит приказ. 7 апреля он телеграфировал Маршаллу: «В любой момент, как представится возможность взять Берлин малой кровью, мы безусловно это сделаем». Однако он полагал, что «на данной стадии неразумно, с военной точки зрения, превращать Берлин в главную цель», поскольку русские находятся так близко от города. Эйзенхауэр подчеркнул, что первым «готов признать, что война ведется в политических целях, и, если Объединенный комитет начальников штабов решит, что взятие Берлина перевешивает чисто военные цели на этом театре военных действий, я перестрою свои планы и образ мышления для проведения этой операции». Однако Эйзенхауэр по-прежнему был уверен, что «штурм Берлина осуществим и полезен только в рамках следования общему плану (А) разделения германских сил… (Б) прочного закрепления левого фланга в районе Любека и (В) предотвращения любых попыток немцев создать крепость в южных горах».

Почти так же он ответил на следующий день Монтгомери. Монти продолжил тактику Черчилля и британских начальников штабов. Он попросил у Эйзенхауэра еще десять дивизий для наступления на Любек и Берлин. Эйзенхауэр его просьбу отклонил. «Что касается Берлина, — заявил Верховный главнокомандующий, — я вполне готов признать, что он имеет политическое и психологическое значение, однако гораздо важнее определить местонахождение остатков немецких войск, способных защищать Берлин. Именно на них я намереваюсь сосредоточить свое внимание. Разумеется, если у меня будет возможность взять Берлин малой кровью, я это сделаю».