Евгений Анников - Гильзы на скалах

С тех пор, так и повелось, раненые и сестры каждую ночь, собирались в палате у Сергея с ребятами. Сергей пел романсы, он знал их великое множество. Сестры плакали над красивыми словами, и уже практически все, были тайно влюблены в Сергея. Сергей начал быстро поправляться. Молодой организм взял верх над ранами. Вскоре, после очередных ночных посиделок, одна из медсестер, Дашенька, пригласила Сергея к себе в дежурку, якобы для того, чтобы переписать слова одного романса. И там, весь остаток ночи, они долго и нежно любили друг друга.

Сергей снова играл на гитаре. Рядом на табурете сидела Катя, очередная медсестра очарованная им. Уперев кулачок в подбородок, она влюбленными глазами, смотрела на Серегу. Вдовин, на своей койке, читал какой-то фантастический роман. Каверин писал стихи в своем блокноте. Десантник Володя выписался, обняв на прощание всех, он оставил каждому свой адрес в Калуге. Пожелав всем, скорее поправится, ушел. Парни долго смотрели в окно, провожая взглядом, боевого товарища. Петю отправили в реабилитационный центр. На свободные кровати положили новеньких — война еще продолжалась. Каверин готовился к выписке, нога зажила, и он проходил последние медосмотры перед выпиской.

По палате ходила со шваброй нянечка Зина и потихоньку бурчала на Сергея.

Сергей перестал играть, посмотрел на Зину.

— Теть, Зин. Что Вы все ругаетесь? — спросил он у нянечки.

— Ну и ходок ты Серега! Едва оклемался, дырки вон еще не зажили, а он уже пошел!!! А девки! Как с ума посходили. Кругом только и слышу: «Ах, Сережа. Ой, Сереженька!». К Вам на этаж, уже очередь, на дежурство, из девок стоит, а раньше не загнать было. Катька, а ты, что здесь сидишь? Иди, там еще раненые лежат, сходи, посмотри. А то совсем про работу забыла. Иди, кукла крашеная, а то пожалуюсь Лидии Михайловне. Она быстро, весь Ваш амур прикроет. Поставит сюда старух дежурить, а Вас по другим отделениям разгонит. — Катя нехотя встала, и пошла к выходу.

— Ну, что Вы тетя Зина. Я же просто послушать пришла. Сережа, я вечером зайду. — и Катя вышла.

— Послушать она пришла, а я потом ночью, их вздохи из каморки, слушай. Кобель ты Серега! Хотя, я в молодости любила таких кобелей.

Эх, была бы я хоть на двадцать лет моложе, мигом бы всех этих кукол разогнала. Мой тоже хороший ходок был. По бабам. Ни одной юбки не пропускал. А такой, как ты был — молчун. На гармошке поиграет, бабы ему в койку так и прыгали. Все вы музыканты такие.

А любила я его, ой как любила! Бывало, знаю, что он с очередной, где-то загулял. А всю ночь жду. Никогда не ругалась. Красивый он был, ну как этот, как его, Косталевский в молодости. Вот, — тетя Зина стояла, оперявшись на швабру, и с улыбкой вспоминала свою молодость. Сергей и все остальные молча улыбались.

— И много у Вас таких кобелей было? — весело поинтересовался Вдовин.

— Да уж было! Все тебе расскажи, обормоту. Вы ведь навешаете нам лапши, а мы и рады за это вас ублажить. А потом плачем в подушку.

Ну ладно, пойду я. А ты, Лешка, вот у Сереги, учись баб обольщать. А то, как мужик неотесанный: «Танька, пойдем, погуляем», тьфу. Я бы тебе не дала! — и Зина вышла из палаты. Парни захохотали. Вдовин сидел в растерянности.

— Вот старуха вредная. Не дала бы она. Да кому ты, старая, нужна! — в сердцах вслед крикнул он.

Раненые засмеялись еще громче. Даже Антон под бинтами, затрясся в беззвучном смехе.

— Эх, Леха, это она сейчас старая. А раньше! Ты сходи на первый этаж, там стенд с лучшими работниками госпиталя висит. Есть фото Зины в молодости. Вот побегал бы ты за ней, лет тридцать назад, — сказал Каверин, пряча блокнот в тумбочку.

— К какой ты там Таньке приставал? Колись? — Серега весело смотрел на Вдову.

— Да после тебя, бесполезно к кому-нибудь приставать. Гад, ты Серега. — Алексей сердито посмотрел на Сергея.

Они крепко сдружились с Алексеем. Уже было понятно, что это навсегда.

— Леха, ты же знаешь. Я кроме Даши, больше, ни с кем.

— Зина права. Девчата тут с ума сошли. Да знаю я, Серый, просто обидно стало, — Вдова продолжал сердито пыхтеть, Сергей снова рассмеялся.

После обеда, когда наступил тихий час, в коридоре вдруг послышался какой-то шум. Через минуту в палату ввалились четверо здоровых, хорошо одетых, бритых наголо парней. В одном здоровяке Серега узнал среднего брата, Павла. Парни приволокли кучу пакетов и сумок, из которых торчали горлышки бутылок и коробки с конфетами. Из рассказов родителей Сергей знал, что Павел связался с преступным миром. Был одним из бойцов у какого-то Гибона, правившего в Щелковском районе.

— Здорово, братела! — радостно заорал Павел, — пацаны, знакомьтесь, это братан мой родной. Серега.

— Здравствуй Пашка! — Сергей тоже был рад видеть брата, с которым в детстве не расставались, и дрались заступаясь друг за друга, если находился тот, кто хотел их обидеть. Братья обнялись. «Пацаны» по очереди подходили и здоровались с Сергеем, потом с остальными.

У двоих Серега увидел стволы за поясом, чуть прикрытые полами пиджаков. Затем «Пацаны» молча стали разгружать сумки, выставляя на тумбочки спиртное, продукты, фрукты и сладости. К радости курящих, вытащили два блока сигарет «CAMEL».

Павел стал рассказывать о себе. О том, что узнав о Сергее, «авторитет» руководивший ими, прислал вот эти подарки. Что Гибон, классный «пахан», и что он заинтересован, чтобы Серега после выписки пришел к ним в «бригаду». Начал расписывать, как они «работают». Как это здорово, бомбить «барыг» и «лохов». И что Серега тоже может стать членом одной из влиятельных группировок Подмосковья.

— Слышишь, «братишка», а ты ни чего не попутал? Предлагая такое, своему родному брату, — раздался голос с койки морпеха. Пацаны сразу напряглись. Павел возмущенно обернулся, и хотел уже наехать, но внезапно осекся, пригляделся, и его лицо расплылось в радостной улыбке.

— Взводный! Старлей! Александр Сергеевич! Пацаны, это мой взводный, служили вместе. Я Вам рассказывал. Классный мужик! — пацаны расслабились. Павел полез обниматься с Кавериным.

— Уже капитан, — отстраняясь от брата, сказал тот.

— Ты Павел, хвалишься, как Вы тут «лохов бомбите». Нашел, чем хвалится. Нечего меня обнимать. Ты, что-то перепутал в этой жизни. Когда мы с тобой, Паша, лежали на скалах Таджикистана, поджидая очередной караван с дурью, я тебе верил. Сейчас нет. И нечего тянуть в эту грязь своего брата. — Каверин плеснул себе из красивой бутылки и залпом осушил стакан.