Андрей Еременко - В начале войны

Другой солдат, находившийся в Могилевском лагере военнопленных в районе аэродрома, сообщал:

Побег генерала Романова вызвал переполох среди гитлеровского командования. Очевидно, были приняты все меры к его поимке. Романов после неудачного побега лежал в лагере в отдельном помещении на куче гнилой соломы, раненный в плечо и с перебитой рукой, избитый и измученный. Я, заделавшись санитаром, приносил ему пить. Романов дал мне шифр, если останусь в живых, как найти его семью в Горьком на случай, если забуду адрес. По этому шифру он и нашел семью генерала Романова в Горьком после войны.

Этот же солдат, лично посетив ее, рассказал Марии Ефимовне, что Михаила Тимофеевича после побега в лагере сфотографировали, а так как он не мог сам держаться на ногах, его поддерживали под руки два гестаповца.

Бывший комиссар 172-й стрелковой дивизии Черниченко добавляет к этому следующее:

Будучи в плену, в декабре 1941 г. в Ивановской крепости я просматривал один немецкий журнал, в нем был помещен снимок Михаила Тимофеевича. Он в центре, по бокам гитлеровцы. Михаил Тимофеевич в гражданской одежде с приподнятым правым плечом, правая рука засунута в карман пиджака. Этот снимок сопровождался надписью: Генерал-майор Романов М. Т., командир 172-й стрелковой дивизии, как руководитель партизанского движения в Белоруссии задержан в г. Борисове и повешен.

Все эти данные говорят о том, что генерал: Романов остался до конца верен своей матери-Родине, делу коммунизма и был подвергнут зверским пыткам, а затем казнен фашистами-людоедами.

Одним из первых о героических делах наших воинов на днепровском рубеже у белорусского города Могилева рассказал советской общественности писатель Константин Симонов. О начальном этапе обороны Могилева он писал еще в своем очерке, помещенном в Правде 20 июля 1941 г. А затем, спустя почти два десятилетия, вернулся к этой теме в романе Живые и мертвые, за что хочется высказать ему свою признательность. Не имея намерения анализировать эту книгу в целом, я вынужден все же сказать о ней несколько слов.

Роман К. Симонова является художественным произведением, и было бы ошибкой требовать от автора сохранения всех деталей подлинных событий, которые легли в основу повествования: имен, дат, наименований населенных пунктов и т. д. Но читатель вправе требовать, чтобы верным было изложение сущности событий, характеров, линии поведения их основных участников. К. Симонов сохранил подлинное название места действия, когда писал о Могилеве, но изменил фамилии участников обороны и наименование частей и соединений. Это вполне правомерно, потому что с помощью художественного домысла он мог таким образом восполнить недостаток фактического материала, имевшегося у него, и ярче воспроизвести сами события и деяния их участников. Но, к сожалению, автор романа Живые и мертвые, изменив фамилии некоторых действующих лиц, по своему произволу изменил и их характеры, всю линию их поведения. Оборона Могилева немаловажный эпизод Великой Отечественной войны, и Константин Симонов не мог не понимать, что рано или поздно мир узнает о подлинных героях этих событий. В самом Могилеве оборонялась одна дивизия — 172-я, ею командовал на всем протяжении один и тот же командир — генерал-майор Михаил Тимофеевич Романов. Поэтому любая замена фамилий у основных героев в данном случае не может скрыть от читателя их прототипов.

Кто, например, не знает, что прототипом героя Железного потока Серафимовича явился командир таманцев Епифан Иович Ковтюх. Образ Кожуха не является копией Ковтюха, но тем не менее в главном они сходны.

Симонов же, дав руководителю Могилевской обороны двусмысленную фамилию Зайчиков, сделал этот персонаж своего произведения, ибо героем Зайчикова можно назвать лишь в чисто литературоведческом смысле, двусмысленным и по характеру и по всей линии поведения. Этот бестолковый и грубый крикун, мечущийся без видимого смысла из одной части в другую, стремится за грубостью к подчиненным скрыть собственное малодушие и растерянность. Встречались ли подобные командиры и имеет ли писатель право изображать их? Да, встречались, хотя и не часто, и писатель не только может, но и обязан показать их. Но автор исторического романа должен обладать не только художественным, но и историческим тактом.

Я далек от мысли, что К. Симонов по злому умыслу опорочил руководителя Могилевской обороны. Он отразил в Зайчикове, как видно, черты какого-то или, быть может, каких-то других командиров, встречавшихся ему на дорогах войны. Сожаление вызывает то, что писатель наделил этими чертами образ руководителя Могилевской обороны, чей подвиг не может не заслужить благодарность миллионов советских людей и наших друзей за рубежом.

Возможно, что К. Симонов использовал личное дело М. Т. Романова, куда ошибочно попали документы одного из многочисленных его однофамильцев.

Скажем несколько слов о судьбе других руководителей обороны Могилева.

Леонтий Константинович Черниченко находился в отряде, составленном из остатков войск 172-й дивизии численностью до батальона, с легким вооружением, который, вырвавшись из Могилева, двигался на восток в направлении Рогачева.

После того, как было решено разбиться на мелкие группы, Черниченко пошел с комиссаром 493-го артиллерийского полка Анпиловым. Они пытались проникнуть в леса в Глусском районе, чтобы соединиться с партизанскими отрядами, но скоро потеряли друг друга, и раненный в ногу Черниченко попал в плен. Он прошел тяжелый путь по концлагерям и был освобожден в 1945 г. Вернулся на Родину и в настоящее время живет в Могилеве.

Василию Федоровичу Кузнецову, выходившему из окружения в составе отряда 747-го полка, выпало счастье в октябре 1943 г., действуя в составе 50-й армии 2-го Белорусского фронта, освобождать г. Могилев.

Мы надеемся, что публикация материалов о героической обороне г. Могилева поможет выяснить судьбу и многих других активных участников этой эпопеи.

В городе после выхода из него штаба дивизии и подразделений, обслуживавших его, осталось лишь одно советское воинское учреждение — дивизионный госпиталь.

Командование дивизии сделало все зависевшее от него, чтобы раненые не подверглись хотя бы на первых порах репрессиям со стороны оккупантов. В помощь начальнику госпиталя Кузнецову были выделены еще два военных врача — командир 224-го отдельного медико-санитарного батальона 172-й дивизии Алексей Иванович Паршин и младший врач этого батальона Федор Ионович Пашанин. Они и начальник госпиталя были соответствующим образом проинструктированы. Госпиталю были переданы почти все сохранившиеся еще запасы продовольствия, вещевого имущества, медикаментов, перевязочного материала, разработана система связи с оставшимися в подполье партийными работниками.