Ружка Корчак - Пламя под пеплом

Иосеф Глазман со своими людьми также шел в это время на Кажианские леса. Его группа из лично отобранных им восемнадцати человек была хорошо вооружена. В пути к ним присоединилось еще семнадцать евреев из числа бродивших по лесу уроженцев здешних мест. Однако группа заблудилась и в результате пришла в Кажиан лишь через двенадцать суток, когда тамошний лес был уже взят в кольцо карателями. Казимир отругал Глазмана за проволочку и выразил свое удивление по поводу того, что Юргис не направил группу в Рудницкие леса.

7 октября под вечер Глазман повел своих людей обратно на Нарочь, намереваясь прорваться в Рудницкие леса. На следующий день группа угодила в немецкую засаду. Из тридцати пяти человек уцелела только молодая девушка из Свентян Юлия Гольдберг. Она притаилась в высокой ржи, слыша разрывы гранат, стрельбу, стоны раненых. Люди отбивались до последней минуты. Когда все было кончено, раздался голос немца, по-видимому офицера, приказавшего снять с мертвого компас (компас имелся только у Глазмана).

Затем Юлия услыхала мольбы раненого, просившего немцев прикончить его, и узнала голос своего отца, тоже находившегося в группе.

Крестьяне похоронили погибших в братской могиле. Они нашли залитое кровью коричневое пальто, принадлежавшее Хаиму Лусскому, пробитую пулями фуражку Левы Зисковича и семейные фотографии одного из бойцов, перемазанные кровью и грязью. В числе тридцати четырех погибли Глазман, Лева Зискович, Хаим Лусский, Михаил Ковнер, Мирьям Бернштейн и Моше Браузе.

Карательная операция в Нарочских лесах продолжалась семь дней. Предав огню окрестные села и прочесав территорию, немцы перебросили войска в Кажианские леса. Операция не привела к разгрому партизанских отрядов и не причинила им больших потерь. Но судьба евреев, отрезанных от партизанских соединений, была трагичной, многим, пытавшимся уйти от облавы группами и в одиночку, это не удалось, и они оказались главными жертвами карательной операции.

Уцелевшие начали возвращаться, собираясь там, где некогда была их база — база отряда «Месть». Партизаны еще не вернулись в лес, отряд «Комсомольский», унаследовавший от «Мести» ее базу, тоже не возвратился. Лагерь был сожжен и разрушен, земля утыкана гранатными осколками. Голодные, оборванные, изможденные люди, несмотря на весь пережитый страх и лишения, радовались встрече друг с другом.

Одни надеялись, что после облавы отношение к евреям изменится и будет легче попасть в партизанский отряд. Другие после пережитого больше не надеялись ни на что. Так или иначе, всем пришлось снова кочевать по лесу, по оставленным партизанским базам в поисках остатков продовольствия и предметов первой необходимости, чтобы как-то просуществовать. Организовали общий котел, делили скудный паек, но запасы иссякали. Сожженные шалаши и землянки не могли служить укрытием от холода, усиливавшегося с каждым днем. Борьбу за существование было вести легче, объединившись в маленькие группы, по признаку родства, или приятельских связей, или сходству идеологии, — и такие группы появились. Каждая подыскивала себе место стоянки подальше от баз, то есть от возможной беды. Иные лачуги снабжались тайниками на случай прихода непрошеных гостей. У Меира Шумахера и Ицхака Рогалина остались пустые кобуры: набив их соломой, они в таком «вооруженном» виде ходили по ночам в села добывать провиант.

Партизаны бригады Маркова, вернувшись в лес, прежде всего взялись за восстановление разрушенных баз. Белорусы из отрядов «Пархоменко» и «Кутузов», обосновавшиеся неподалеку от еврейских землянок, решили проблему строительных материалов очень просто. Эти материалы, в первую очередь, окна и двери, они отнимали у евреев, объясняя насилие тем, что они воюют и погибают вместо евреев и поэтому им полагается жить получше.

Вернулся отряд «Комсомольский» с Шаулевичем, а также те партизаны-евреи, которых он прогнал из отряда в критический момент, когда, уходя от облавы, наткнулся на немцев. Теперь он потребовал, чтобы они вернулись в отряд. Наученные горьким опытом, они не спешили, опасаясь, что их зовут только затем, чтобы отнять у них оружие. Шаулевич пригрозил объявить их дезертирами, что означало смерть. Пришлось идти в отряд. Тут их опасения немедленно оправдались: начались попытки разоружить их — хитростью, угрозами, как угодно. Отняв пулемет и все боевое оснащение, какое имелось, евреев снова выгнали из отряда.

На этот раз парни пробовали сопротивляться; один из них категорически отказался сдать пистолет. Тогда партизанский командир, некий Крысов избил его и приказал двум партизанам отобрать у него пистолет силой.

После того, как количество вернувшихся евреев увеличилось, Шаулевич снялся с места и ушел, оставив на базе более ста безоружных человек. С этого момента их стоянка превратилась в объект постоянных набегов и грабежа. Дня не проходило без того, чтобы у евреев чего-нибудь не отбирали. Каждый взводный знал, что здесь он может безнаказанно разжиться сапогами, одеждой, любым обнаруженным предметом. Приходили, устраивали повальный обыск и забирали все подряд — часы, обувь, все что попадется.

…В начале декабря 1943 года в одну из землянок, где ютились евреи, пришел посланец из отряда Калачева — отряда, который входил в бригаду некоего Монахима. Посланец объявил, что ему требуются двенадцать человек для выполнения боевого задания. Если участники выдержат это испытание, их примут в отряд. Парни, которых до сих пор никто не брал, естественно, обрадовались и без долгих размышлений отправились с посланцем в штаб отряда.

Там их принял комиссар и произнес перед ними следующую речь: «У евреев в СССР было много золота. Когда советская власть потребовала это золото, они его не сдали. Пришли немцы и забрали у евреев несметные сокровища. Евреи не хотят воевать. Вам придется доказать, что евреи умеют драться».

На следующий день два командира (один был офицером Советской армии) повели их на задание, о сути которого они еще ничего не знали Командиры были вооружены автоматами, у евреев на двенадцать человек имелось два пистолета с несколькими обоймами, принесенных еще из гетто. Сначала им приказали соорудить завал на шоссе, которое вело к немецкому посту. Когда они это сделали, их похвалили и поручили устроить другой завал, а также подорвать два моста поблизости от немецкого гарнизона. Объяснив, как действовать, оба командира отправились пьянствовать в ближнее село. Евреи остались без огневого прикрытия, но задачу выполнили. Так они и продолжали сооружать по ночам завалы, минировать дороги и разрушать телефонную сеть — без своих командиров.

По прошествии двух недель им, наконец, объявили, что они успешно справились с делом и пора возвращаться на базу. Там комиссар сказал, что за отсутствием командира отряда вопрос об их приеме в ряды партизан придется отложить. Назавтра их отправили на очередные две недели в другой район и снова без оружия. И тут они успешно выполнили задание. После этого на базе им выдали письмо Калачева, адресованное, якобы, комбригу с рекомендацией принять их в отряд. Но оказалось, что письмо адресовано… командиру еврейской базы с распоряжением дать им какое-нибудь занятие. Тогда парни обратились к самому комбригу. Монахим предложил им заняться строительством конюшни на базе…