Гюнтер Бауэр - Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера

Рядом со мной был Михаэль и еще двое снайперов, они занимались тем же самым, что и я. Зоммер и остальные снайперы были рассредоточены на других чердаках. Русские умело прятались в лесу. Даже мне было трудно выискивать цели. О наш чердак то и дело ударялись пули, выпущенные врагами из винтовок.

Тут настала и моя очередь получить ранение. Правда, оно оказалось легким, и я даже не почувствовал его сначала. За время боя у меня в крови накопилось много адреналина, который, как известно, приглушает боль, и я совершенно неожиданно для себя вдруг заметил, что моя левая перчатка, вдруг покраснела от крови. Очень быстро кровь оказалась и на моей куртке. Пуля сорвала кожу с внешней стороны кисти руки. Открытая рана кровоточила. Я быстро перебинтовал свою кисть. И вплоть до наступления темноты, когда русские перестали вести огонь, мне было больше некогда думать о своей ране.

Когда стемнело, я спустился с чердака, чтобы хоть немного передохнуть в избе и поспать хотя бы пару часов. И тут я почувствовал, что моя левая рука ужасно ноет. Я пошел на пункт первой медицинской помощи. Его я отыскал в одной из соседних хат. Внутри нее лежали около полутора десятка наших раненых. Некоторые из них выли и стонали. А у наших медиков уже не было морфия, чтобы облегчить их страдания.

Санитар быстро осмотрел мою руку и продезинфицировал ее. Он сказал, что у меня нет ничего серьезного, а рука болит, возможно, из-за того, что задет нерв, но с этим он ничего не может поделать. Я поспешил уйти из медпункта, где сама атмосфера была давящей и нагнетала дурные предчувствия.

Вернувшись в избу, я увидел Зоммера и Конрада, разговаривавших с Михаэлем. Оказывается, они пришли узнать, жив ли я. Они были моими настоящими друзьями.

— Пока мы вместе, мы обязательно продержимся, — сказал я им.

— Мы еще войдем в Москву, только ослабнут морозы, — сказал Конрад.

— Конечно, мы победим, — согласился Зоммер, хотя его слова и не прозвучали особенно бодро. — А теперь нужно хоть несколько часов поспать. Утром Иваны не заставят долго ждать себя.

Мы улеглись, подстелив на пол солому, которую нам удалось раздобыть в соседнем сарае. Каждый из нас очень надеялся, что русские не нападут ночью. Впрочем, на этот случай у нас были выставлены часовые, которые из-за мороза постоянно менялись.

Ночь прошла спокойно. Но на следующий день русские, по всей видимости, даже подтянули резервы. Интенсивность огня их пехоты значительно возросла. Очередную передышку мы получили только с наступлением ночи.

Наше положение не было обнадеживающим. Резервов у нас не было, и рассчитывать на чью-то огневую поддержку мы также не могли. Основные силы нашего полка находились слишком далеко от нас, и у них также на счету был каждый боец. Подобный расклад не обещал ничего хорошего. Однако нас радовало хотя бы наличие крыши над головой и стен, защищавших от русской непогоды. Мы собирались держаться до последнего.

Тем не менее мы все почувствовали огромное облегчение, когда через несколько дней получили из полка приказ об отступлении. Основанием для этого приказа стали сведения, полученные в ходе допросов пленных, а также разведданные, говорившие о том, что силы противника выдвигаются на наше направление вместе с резервными войсками, следом за которыми движутся танки. Противостоять такой огромной массе войск не мог не только наш батальон в его тогдашнем состоянии, но и более многочисленное формирование. Русские контратаковали силами, значительно превосходящими наши, и останься мы в деревне, наша часть была бы неминуемо уничтожена.

На рассвете мы тайно подготовились к отходу и бесшумно покинули деревню. Отступая, мы опасались, что русские будут преследовать нас. Но наши опасения, к счастью, оказались напрасными. Красноармейцы, точно так же как и мы, страдали от свирепого холода. И вполне естественно, что они были рады сменить открытые позиции в лесу на теплые деревенские дома и не спешили снова на мороз.

Чтобы достигнуть очередной деревни, нам пришлось совершить двухчасовой марш-бросок, двигаясь по сугробам метровой высоты. По пути мы постоянно растирали снегом лица друг друга, едва на них появлялись желтые пятна, которые были первым признаком обморожения. Только это и позволило нам избежать более серьезных последствий.

В деревне, которую мы заняли и которая стала нашим очередным рубежом обороны, жилыми были три или четыре дома. К этому времени мы уже умели худо-бедно объясняться с жителями, используя жесты и несколько десятков русских слов, которые мы почерпнули из немецко-русских разговорников, напечатанных специально для солдат Вермахта на Восточном фронте.

Из рассказа тех, кто остался в деревне, мы узнали, что остальные жители ушли от боев к родственникам, которые жили в других местах. Хозяевам избы, которую мы заняли, видимо, просто не к кому было уходить. В этой избе жила женщина лет сорока, ее дочка лет восемнадцати и старуха. Глава семьи и сыновья, если они, конечно, были, по всей вероятности, находились в Красной Армии.

Когда наши хозяева поняли, что мы не собираемся причинять им вреда, немного расслабились. Между тем наша скованная морозом униформа и кожаные ботинки также начали оттаивать. Хозяйка приготовила картошку в мундирах, которую мы ели, не очищая, закусывая полузамерзшими луковицами. В ответ на их дружелюбие мы отдали им плитки шоколада из нашего сухого пайка.

Надо сказать, как ни примитивны были бревенчатые хаты с их земляными полами, но они защищали от непогоды и в них мы могли согреться, сидя у печки. Многие дома состояли всего из одной комнаты, в которой спала вся семья. Правда, к нашему ужасу, нам приходилось делить тепло и уют русской хаты не только с ее семьей, но и с блохами и вшами. Однако чем сильнее становились морозы, тем меньше мы переживали из-за вшей и блох!

Деревенские хаты были для нас спасительным убежищем, и во время боев мы берегли их как зеницу ока. Вернувшиеся из разведывательного выхода или отстоявшие в карауле бойцы даже не обращали внимания, если мимо них по полу пробегала мышь. Главное, что мы были в тепле. Кислый аромат тыквенного супа уже не вызывал у нас отвращения. Горячий суп согревал нашу кровь, и наши руки и ноги наконец отходили от мороза.

Когда наступала ночь, вся семья ложилась спать на печь, устланную старыми покрывалами. Мы же ночевали на соломе, которую клали для нас на пол. Если же в доме был младенец, то его люлька висела под потолком прямо над нашими головами. Несмотря на средневековые условия быта и войну, а может, именно благодаря войне, нам было уютно в этих крестьянских домах.

Нашим хозяевам всегда что-нибудь перепадало от нас, когда мы получали свои сухие пайки. Правда, продуктовое обеспечение доходило до нас далеко не всегда. В погодных условиях, которые были тогда, поставки продовольствия и всего остального очень часто задерживались по многим причинам. Колонны грузовиков преодолевали свой путь по замерзшим дорогам, лишь когда двигались позади гусеничной техники.