Патрик Модиано - Дора Брюдер

Вот запись, датированная 19 июня 1942 года:

«Поступили 19 июня 1942.

439. 19.6.42. 5е Брюдер Дора. 25.2.26. Париж, 12-й. Франц. подданная. Бул. Орнано, 41. J. хх Дранси 13/8/42».

Далее следуют имена пяти девушек, ровесниц Доры, поступивших в тот же день:

«440.19.6.42. 5е Винербетг Клодина. 26.11.24. Париж, 9-й. Франц. подданная. Ул. Муан, 82. J. хх Дранси 13/8/42,

1.19.6.42.5е Сгролиц Зелия. 4.2.26. Париж, 11-й. Франц. подданная. Ул. Мольера, 48. Монтрей. J. Дранси 13/8/42.

2.19.6.42. Израилович Рака. 19.7.24. Лодзь. ин. J. Ул. (неразборчиво), 26. Передана нем. властям, партия от 19/7/42.

3. Нахманович Марта. 23.3.25. Париж. Франц. подданная. Ул. Маркаде, 258. J. хх Дранси 13/8/42.

4.19.6.42.5е Питун Ивонна. 27.1.25. Алжир. Франц. подданная. Ул. Марсель-Семба, 3. J. хх Дранси 13/8/42».

Жандармы присваивали каждой заключенной регистрационный номер. У Доры — 439. Что означает 5е, я не знаю. Буква J- это «juive», еврейка. «Дранси 13/8/42» приписано почти везде: 13 августа 1942 года триста евреек, еще находившихся в Турели, были отправлены в лагерь Дранси.

emp

19 июня, в четверг, в тот день, когда Дору привезли в Турель, всех женщин собрали после завтрака во дворе бывшей казармы. Прибыли трое немецких офицеров. Еврейкам от восемнадцати до сорока двух лет было приказано построиться в ряд, лицом к стене. Один из немцев, у которого был полный список заключенных-евреек, провел среди них перекличку. Остальных заключенных отправили в камеры. Шестьдесят шесть женщин, разлученных с товарками, заперли в большом пустом помещении, где не было ни коек, ни даже стульев, и держали там три дня — у двери, сменяясь, дежурили жандармы.

В воскресенье 22 июня, в пять часов утра, за ними приехали автобусы, чтобы отвезти в лагерь Дранси. В тот же день они были депортированы в составе партии заключенных более чем в девятьсот человек. Впервые среди высланных из Франции были женщины. Маячившая где-то вдалеке угроза, о которой предпочитали не говорить и о которой временами даже забывали, стала для евреек в Турели реальностью. И Дора первые три дня заключения жила в этой гнетущей атмосфере. В то воскресное утро, когда еще не рассвело, она вместе с остальными узницами видела в окно, как увозят шестьдесят шесть женщин.

Восемнадцатого июня или девятнадцатого утром какой-то полицейский чин составил ордер на заключение Доры Брюдер в Турель. Где это было — в участке квартала Клиньянкур или на набережной Жевр? Ордер, выписанный, как положено, в двух экземплярах и непременно заверенный печатью и подписью, следовало вручить конвоирам тюремной машины. Интересно, этот чин, ставя свою подпись, понимал до конца, что он делает? Но что с него взять, ведь он каждый день подписывал множество бумаг, да и место, куда отправляли девушку, с легкой руки полицейской префектуры, называлось совсем не страшно: «Центр размещения поднадзорных лиц».

emp

Мне удалось узнать имена нескольких женщин, которых увезли в то воскресенье, 22 июня; Дора видела их, когда прибыла в Турель в четверг.

Клод Блош было тридцать два года. Ее взяли на авеню Фош, когда она шла в гестапо в надежде узнать что-нибудь о своем муже, арестованном в декабре 1941-го. Она пережила войну — единственная из той партии заключенных.

Жозета Делималь, двадцать один год. Клод Блош познакомилась с ней в тюрьме предварительного заключения при полицейской префектуре; в Турель их доставили в один день. Клод вспоминает, что Жозете Делималь «тяжело жилось до войны; другие хоть черпали силы в воспоминаниях о счастливых днях, а у нее и этого не было. Бедняжка совсем пала духом. Я поддерживала ее, как могла… В камере, где женщины спали по двое на одной койке, я добилась, чтобы нас не разлучали. Мы не расставались до Освенцима, где она вскоре сгорела от тифа». Вот то немногое, что я знаю о Жозете Делималь. А хотелось бы узнать о ней побольше.

Тамара Исерли. Ей было двадцать четыре года. Студентка-медичка. Ее арестовали у станции метро «Клюни», за то что она носила «под звездой Давида французский флаг». В ее удостоверении личности — оно уцелело значится, что жила она в Сен-Клу, улица Бузенваль, 10. У нее было овальное лицо, светло-каштановые волосы и черные глаза.

Ида Левина. Двадцать девять лет. Сохранилось несколько ее писем родным, которые она писала из тюрьмы предварительного заключения, потом из Турели. Последнее письмо Ида выбросила из вагона на станции Бар-ле-Дюк, железнодорожники подобрали его и отправили по назначению. В нем она пишет: «Я не знаю, куда нас везут, но поезд едет на восток, — наверно, мы будем очень далеко…»

Эна — я буду звать ее только по имени. Ей было девятнадцать. Ее арестовали за ограбление квартиры — вдвоем с подругой они украли пятьдесят тысяч тогдашних франков и драгоценности. Наверно, она мечтала уехать на эти деньги из Франции, убежать от нависших над ее жизнью опасностей, Ее судили по уголовной статье и дали срок за ограбление, но посадили не в обычную тюрьму, а в Турель, так как она была еврейкой. Я бы на ее месте тоже пошел воровать. Ведь и мой отец в 1942 году ограбил с дружками склад шарикоподшипников компании СКФ на авеню Гранд-Арме; они даже раздобыли грузовики, чтобы доставить товар в свою нелегальную лавочку на авеню Ош. Немецкие предписания, законы правительства Виши и газетные статьи низвели их до статуса неприкасаемых и уголовных преступников, — значит, они были вправе не считаться с законом, чтобы выжить. Они могут гордиться собой. И я люблю их за это.

Что еще я знаю об Эне? Да почти ничего: она родилась 11 декабря 1922 года в Пруткове под Варшавой, жила на улице Оберкампф, по которой и я часто ходил, под уклон, ее дорогой.

Аннета Зельман. Двадцать один год. Блондинка. Жила в доме 58 по Страсбургскому бульвару. Она встречалась с молодым человеком по имени Жан Жозьон, сыном профессора медицины. Он был поэтом, опубликовал свои первые стихи в журнале сюрреалистов «Фонари» — он и его друзья основали этот журнал незадолго до войны.

Аннета Зельман. Жан Жозьон. В 1942 году их часто видели вдвоем в кафе «Флора». Некоторое время они прожили в безопасности в свободной зоне. А потом на них обрушилась беда. Она укладывается в несколько строк: вот письмо офицера гестапо.

«21 мая 1942. Касательно браков между евреями и неевреями.

Мне стало известно, что урожденный француз (ариец) Жан Жозьон, студент философского факультета, 24 лет, проживающий в Париже, намерен в праздник Троицы вступить в брак с еврейкой Анной-Малкой Зельман, родившейся 6 октября 1921 в Нанси.

Родители Жозьона, естественно, против этого брака, но воспрепятствовать ему не имеют возможности.

В связи с вышеизложенным я распорядился в качестве превентивной меры арестовать еврейку Зельман и поместить ее в лагерь Турель…»

И карточка, заполненная во французской полиции:

«Аннета Зельман, еврейка, родилась в Нанси 6 октября 1921. Французская подданная. Арестована 23 мая 1942. Содержалась в тюрьме предварительного заключения при префектуре полиции с 23 мая по 10 июня, переведена в лагерь Турель 10–12 июня, 22 июня депортирована в Германию. Причина ареста: намеревалась выйти замуж за арийца Жана Жозьона. Жених и невеста письменно заявили о своем отказе от матримониальных планов по настоянию д-ра Жозьона, который просил лишь убедить их не вступать в брак и водворить Аннету Зельман в семью, не причиняя ей иного беспокойства».