Александр Гончар - Знаменосцы

Злата Прага…

Никогда еще не была она такой золотой. Поэзия свободы, солнечная гроза революций слышалась в ее триумфальном клекоте.

В скромный домик на Гибернской улице, где когда-то состоялась Пражская партийная конференция, в комнату, где 33 года назад бывал великий Ленин, шли и шли делегации воинских частей. Днепровские и Трансильванские. Берлинские и Будапештские, Белградские и Братиславские полки и дивизии посылали сюда своих представителей. Густо загоревшие, бывалые воины в орденах и медалях, с венками и флагами в руках поднимались за проводниками-чехами на четвертый этаж, на высокий командный пункт гениального стратега революции. Несли ему великий сталинский рапорт, докладывали об исполнении его заветов. Задумчивые, притихшие, с пилотками в руках стояли среди венков и знамен, разглядывая отсюда самые далекие горизонты истории, свое прошлое и свое будущее. И эта скромная сумеречная комната, полная музейного торжественного холодка, казалась им вознесенной над миром выше дворцов, выше небоскребов.

Посланцы Сталина, освободители Праги, они отчитывались перед Ильичем самим появлением своим здесь, в этой комнате, которую когда-то так ревностно разыскивали шпики царской охранки и австро-венгерской жандармерии. Отчитывались перед ним великой победой. За окном раскрывалась панорама свободного города, плывущего в потопе солнца, в мареве знамен. Везде и всюду — на балконах домов, на крышах, на башнях — плещутся они, касаясь множеством крыльев тонкой голубизны небосвода. Трехцветные чехословацкие и рядом с ними, как их старшие братья, — красные советские с серпом и молотом. Вот он, триумфальный поход ленинизма, воплощенный материально, видимый и ощущаемый уже всей планетой!

Одной из первых в этот день комнату Ленина посетила группа танкистов. В книге впечатлений танкисты оставили свою короткую запись, которая заканчивалась рядом подписей на полстраницы. Среди других стояла и подпись гвардии лейтенанта Николая Воронцова. Молодой офицер-танкист, сын замполита Воронцова, оставляя свою запись, конечно, не знал, что через несколько часов ее прочтут разведчики самиевского полка и привезут майору радостную весть о сыне.

Полк вступил в Прагу под вечер. На рысях проходил по людным рабочим окраинам, получив новое боевое задание, направляясь дальше на запад.

Рабочие разбирали последние баррикады, поднимали опрокинутые трамваи. Женщины и дети с криками и проклятьями гнали за город толпы растрепанных, одичавших посадников-швабов. Чтоб не смердело фашистским духом в золотой Праге! Чтоб не гнездилась здесь опостылевшая тевтонская агентура… А по крышам и чердакам дружно сновали рабочие-подростки в новых фуражках народной милиции. Упорно выискивали одиноких фашистских крыс, насквозь прочесывали родные окраины, радостно кричали сверху освободителям:

— Наздар!

Мостовая звенит.

Летят и летят ряды озаренных солнцем лиц, обветренных и загоревших, закаленных стужами и зноем. Летят, впервые увиденные Прагой и уже навеки родные ей… Видит она в большой гвардейской колонне и сурово настороженного Васю Багирова, с древком в руках, и возбужденного Казакова, и майора Воронцова, который оглядывает бойцов, словно спрашивая самого себя: который из них ему дороже, который для него самый родной? И каждого ласкает теплым взглядом, и каждым гордится, и каждого чувствует сыном… А рядом скачет маленький горячий Самиев на высоком коне… А дальше — играет золотыми погонами новый комбат, заменивший Чумаченко… Едут Черныш с Маковеем, оба задумчивые, оба грозно нахмуренные. За ними, плечо к плечу, двигаются Сагайда и Ягодка. Дальше высятся братья Блаженко, Роман и Денис, как два отлитых бронзовых гиганта. Мчится на своем резвом жеребчике Хома Хаецкий, решительно поводя усами, зачарованно осматривая Прагу. Строго покрикивает, закинув голову, обращаясь к молодой чешской милиции:

— Ищите по всем щелям, по всем дымарям!.. Не давайте им вить гнезда! Выводите их на площади и судите великим судом! Чтоб знали, какая доля разбойников ждет! Чтоб заказали всем внукам и правнукам — до десятого колена!..

Рота за ротой проходит полк, гремит и звенит по пражской мостовой. Ряды уже заполнены, по ним уже не видно, чего стоили полку Плацдарм и Долина Красных Маков, Альпы и тысячи других боев. Проходит он, сдерживая в себе свои большие боли и радости, неся в себе непоколебимые присяги и мечты.

Рядовой и обычный, похожий на тысячи других полков, проходящих здесь в этот день.

Монолитной сомкнутой колонной при развернутом знамени, лицом к солнцу…

Таким пройдет он через всю Прагу, высекая на стенах чешской столицы свои знаменитые указки. Таким пройдет он за город — в золотое марево далеких незнакомых дорог.

Всем испытанный.

Готовый ко всему.

1948.

Добрый день (рум.).

Не понимаю (рум.).

Боевое охранение.

Красивые, ладные.

А, великая Румыния! (рум.).

Кузнец? Есть! (венг.).

Хороший, хороший (венг.).

Не отравлено (венг.).

Благодарю (венг.).

Система немецкого пулемета.

Пожалуйста (венг.).

Война не хорошо! (венг.).

Боже мой (венг.).

До свиданья (венг.).

Предместье Будапешта.

Мост Елизаветы.

Война (венг.).

Прекрасно (венг.).

Название площади, на которой приземлялись немецкие самолеты со снабжением.

Табак есть?

Нету.

Марка дешевых часов.

Молодой месяц (укр.).

Куда? (венг.).

Сильная.

Смотри-ка.

Да, да (словацк.).

Красиво (укр., западн. диалект).

Мать есть? (словацк.).

Отец есть?

Чорт (рум.).

Чехословацкая республика.