Ян Лысаковский - Партизаны

— Здесь, в Мнихове.

Незнакомца, кажется, не обижали лаконичные ответы Коваля. Он медленно затягивался дымом и неторопливо говорил:

— Как-то мы говорили о вас. И один товарищ сказал, что стоило бы проведать Ковалей. — Последнюю фразу он произнес таким тоном, будто ждал ответа на вопрос. Но старый Матеуш потягивал трубочку и молчал. — Вот я и приехал.

— Всегда рад гостям.

— Я сюда к вам не в гости приехал.

— Да?

— Да. Что это вы так насторожились?

— Если не в гости, то, наверное, по делам.

— Да.

— Так что вы там с этими товарищами решили?

Незнакомец коротко ответил, что намереваются восстановить оборвавшиеся связи. Война разбросала людей: многие скитаются по свету, другие были вынуждены сменить место жительства.

— Зачем?

— Нужно подумать о будущем. Война затянулась надолго, — ответил связной. — Нужно подумать об организации. От наших вздохов Гитлеру хуже не будет.

— А что это будет? Партия?

— Нет.

— Почему?

— Вы ведь знаете: мы же не можем создать ее сами. Все спрашивают, — вздохнул Худой, — но нельзя нам самим начинать. Однако и ждать тоже нельзя. В конце концов мы сошлись на одном: нужно кое-что знать друг о друге, помогать один другому, изучать создавшуюся обстановку. Неплохо было бы хоть чем-то насолить немцам. А придет время больших дел — организация тогда пригодится.

— А когда придет это время? О чем здесь вообще говорить?

Старому Ковалю самому не раз хотелось поговорить со знакомыми. Но о чем говорить? Что им сказать? Что сами должны начинать? А сколько их должно быть? Коваль один партию не создаст. А как говорить о Советах? Хорошо — мало кто будет слушать, плохо — сам не хотел. Лучше держать язык за зубами.

— Так что же мы смотрим друг на друга, будто не верим, что нам удастся что-нибудь сделать?

— Начать борьбу с Гитлером? — зло усмехнулся Коваль.

— Сегодня, может быть, нет, но когда-нибудь…

— А пока Гитлер побеждает.

— Пока. Правильно говорите, что только пока.

— Вы что-нибудь знаете? — насторожился Матеуш.

— Еще нет. Но уже ясно одно: каким бы сильным он ни казался сегодня, все равно будет разбит. Трудно идти против всех.

— Как это против всех? Советы сидят спокойно.

— Я знаю одно, — прервал Коваля незнакомец, — огонь с водой не примиришь. Гитлер у себя начал с коммунистов. А помните процесс Димитрова? Рано или поздно, но фашисты нападут на Советский Союз и в конце концов сломают себе шею. И мы внесем в это дело свою лепту. Я уговариваю вас не за печкой сидеть. Мы не можем позволить, чтобы нас резали, как баранов. А когда люди увидят нас в действии, они пойдут за нами.

— Ну хорошо, — примирительно сказал Коваль, — но я ведь уже немолодой…

— Вы знаете людей, они уважают вас. Можете с ними поговорить. И у вас есть сыновья.

Глупо как-то получилось, что о сыновьях он ничего не сказал. Зато быстро назвал других, с которыми можно попробовать поговорить: с молодым Рулкой, Козой с кирпичного завода, Кужидлой, Ключеками, Здихом Бонком, с Косем. Для начала хватит…

— Хватит, — согласился незнакомец. — Подберите первую пятерку.

— Сам?

— Нет, у нас тут есть надежный товарищ, попробуйте вместе.

Метека он не остерегался, хотя теперь к нему время от времени заходили люди, приносили газеты, он сам тоже уходил по делам. Работы прибавлялось все больше. Первые две пятерки разрослись, образовалась третья. Матеуш хотел создать еще одну — на кирпичном заводе. Коза обещал подобрать надежных ребят из предместья. Там жандармы бывают редко, и молодежь чувствует себя относительно свободно. Еще до войны здесь действовали и социалисты и коммунисты.

— Ну а деревня? — напирал товарищ из округа. Он приехал вскоре после их вступления в ППР [4] Польская рабочая партия была создана в оккупированной гитлеровцами Польше в январе 1942 года. — Прим. ред. . — Что у вас есть в деревне?

— Мы еще в городе слабы, — бурчал недовольный Матеуш.

— Вот именно поэтому вам нужна деревня. Мы должны начинать борьбу. Но как начинать партизанские действия без опоры в деревне?

— А как добраться до деревни-то? — разнервничался Матеуш.

— Помню, в давние времена было здесь несколько радикальных крестьянских деятелей. Или в Домбровке, или в Скорохове.

— А захотят ли они говорить с «наемными слугами России»?

— Что, малюют уже и у вас?

— Вчера… в трех местах.

— Кто?

— Эмиссары лондонского правительства… Старый Коваль, разумеется, не сказал всего, что знал.

Надписи увидел утром. Одна чернела на стене возле склада Рутковского: «ППР — наемные слуги России». Очевидно, писали в спешке, так как капли, стекавшие с кисти, запачкали стену. Коваль остановился на минуту, хотел выругаться, но, увидев возле себя людей, отвернулся и с подчеркнуто равнодушным видом пошел дальше. Весь день был испорчен, работа валилась из рук. Взять хотя бы его самого… Получил ли он от партии хотя бы грош? Разве он работает в партии ради денег? Его главная цель — борьба с Гитлером. Так почему же они пишут такую чушь? Потом он решил: надписи наверняка сделали немцы, чтобы ввести в заблуждение людей. Это его немного успокоило. И лишь вечером…

Вечером он пошел за дровами в сарай и увидел, что валявшийся в углу разный хлам лежит как-то иначе. А потом заметил измазанное краской ведерко с торчавшей из него кистью. С минуту он стоял, пораженный догадкой, потом повернулся и пошел в дом.

Вскоре примчался Метек. Умылся, схватил ведро и побежал за водой. Возвратился быстро, заглянул в кастрюлю, налил себе слегка теплого супа.

— Ешь не спеша, — сказал отец.

— Мне некогда.

— Что, сегодня опять будешь малевать?

Метек опустил ложку и некоторое время сидел, наклонившись над тарелкой, потом выпрямился и посмотрел на отца.

— А ты видел?

— Видел. Ты бы еще мог дописать: Ковали — коммунисты.

— Не мог.

— Почему?

— Ведь я не коммунист. — Таким тоном сын с ним еще не разговаривал. Взгляд у него был гордый. — Писал потому, что вы хотите помогать Советам!

— О ком ты говоришь?

— Я ведь не слепой. Прекрасно вижу, что ты взялся за конспирацию.

— Нынче каждый должен что-то делать. Вот ты можешь вызывающе держать себя с отцом. А скажи-ка мне правду: ты хоть раз в этом своем «войске» стрелял в немца?

— Ты тоже не стрелял.

— Но зато я начну раньше, чем ты.

Поговорили они тогда довольно резко.

— Малюют, — гневно говорил товарищ, приехавший из округа. — Те же самые, которые перед войной гноили нас в тюрьмах.

«Да, — думал Коваль, — если бы, к примеру, писал такой господский прихвостень, как Коздронь, то черт с ним, с подлецом. Но как назвать такого, как Метек? Наемный слуга буржуазии? Чепуха…»

— Не обращайте на это внимания, товарищ Коваль. Продолжайте делать свое дело. Нам необходимо начать партизанские действия, борьбу.