К. Домбровский - Альманах «Мир приключений». 1969 г.

— Дик, это несерьезно. Не будем отвлекаться. Мы должны что-то придумать. Мы должны что-то придумать.

В каюте доньи Миму опять настала долгая тишина.

Питер Ик отшвырнул отстуканные на портативной машинке страницы и встал от стола.

«Вот еще одно утро. Утро в океане. Боже мой, как это скучно. Не все ли равно, где вас застигнет утро? В океане или на суше? Оно предвещает еще один день тусклой бесполезной жизни. Нужно что-то делать. Нужно общаться с людьми. Это ужасно. Нет, не ужасно. Скучно. Тошно. Противно. Надо бриться. Чистить зубы. Как сказал этот парень в баре? Точка и тире? А что, если описать человека, который весь мир воспринимал в двоичной системе? Допустим, такой человек живет на некоторой планете в районе звезды X. А что такое — воспринять мир в двоичной системе? И вообще, что такое восприятие мира? Восприятие? Я, безусловно, слышал сквозь сон звуки какой-то возни. Не знаю, что мне приснилось, что я действительно слышал и что додумал только теперь. Не в этом дело. Больше экспрессии, черт возьми! Почему бы не начать с убийства в машинном отделении? Или в капитанской рубке? Убийство сразу же возбудит острый читательский интерес. Ну кому интересно, что я умер? Вот если бы меня убили... Репортаж с того света! Показания трупа... Но об этом я, кажется, писал в «Судебном разбирательстве в склепе»...

— Не надо. Не надо так, Лоис. Погоди немножко. Погоди. Ей-богу, я даже не знаю, что тебе сказать. Все хорошее, как и плохое, происходит неожиданно.

— Эй, ты что?!

Евгений Кулановский открыл глаза и раздраженно посмотрел на Альберта, который тряс его за плечо.

— Боже, — сказал он хриплым со сна голосом, — только что перед моим внутренним взором витал прелестный образ — и вдруг я вижу твое, извини за грубость, лицо! Такие потрясения вредны для старого человека. Оставь меня, юноша. Пожалей мое дряхлое сердце.

— Ничего, оно переживет, — грубо заявил Альберт. — Где ты вчера шатался? Судя по всему, ты явился на рассвете?

— Не спрашивай, не спрашивай, не выпытывай. — Женя сладко потянулся и уперся головой и ногами в стенки койки. — Она пришла ко мне как дар небес, и мы очень мило трепались, пока не стали слипаться наши утомленные вежды.

— Смотри, Женька, ты знаешь, где мы находимся. Это, по меньшей мере, легкомысленно.

— Ах, не говорите мне о здравом смысле! Мозг почтительно смолкает, когда сердце открывает свой изящный ротик!

— Только у тебя.

— Чем я выгодно отличаюсь от остального человечества.

Женя обнял приятеля, принимая позу красавицы, готовящейся к вальсу.

— Ты с ума сошел! — сказал Альберт с некоторой завистью.

— Да, сеньоры, да, господа, да, товарищи! Я сошел с ума, а попросту — я влюблен в маленькую черноглазую Лоис, и она отвечает мне тем же. Это произошло вчера...

— Женька!

— Я ничего не слышу, я ничего не слушаю! Ты видишь, я затыкаю уши? Значит, я образцовый, образцово-показательный влюбленный. Последние, как известно из классической литературы, ничего не видят, на все натыкаются, ничего не слышат, всегда ошибаются, ничего не соображают и не понимают! Они заняты главным — они любят! Тра-ля, тра-ля, тра-ля! Наконец-то мое бытие на этой атлантической лоханке приобрело смысл. Глубокий смысл и международное значение. И не прерывай меня, мой друг! Не прерывай, ибо я добр, красив и совершенен! Мне ничего не надо слышать, знать или делать. Все главное в этом мире сейчас происходит во мне, в моей душе, в моих нелепых мозгах. Ах, Лоис!

— Женька, не валяй дурака. Кто она?

— Сеньор, было чудо. Обычное чудо, которое свершается, если о нем попросит очень хороший человек. Я попросил, и чудо произошло. Я увидел свой предмет, который... которая сидела верхом на мистере Остолопе и колотила его. Я, разумеется, был рыцарем, тотчас вмешался и спас... свою девочку от излишнего перерасхода энергии. После этого, обругав меня, она удалилась, но, но, но... Уже что-то свершилось между нами, уже промелькнула, подобно молнии, та нить, коей предстояло через несколько часов превратиться в веревку, канат, трос, связующий два сердца, два сердечных атома в одну молекулу любви.

— Вот я расскажу этой девочке про Галю, про златокудрую красотку с синими глазами. Или, вернее, расскажу Гале про эту девочку.

— Если вы это сделаете, кабальеро, — меланхолически сказал Женя, — я вас зарежу и труп по частям буду выбрасывать в иллюминатор. Это называется расчлененкой. Смекаете? Кроме того, имейте в виду, что за нами плывут акулы. Я буду наблюдать в окно, как они, несомненно, с большим аппетитом станут пожирать ноги и руки уважаемого сеньора и особливо его голову, в которой нашел приют самый болтливый язык в мире. И при чем тут Галя? Упомянутые вами девушки разделены значительным пространством, они же разделены и временем, как вы можете заметить!

— Женька, не дурачься! Послушай...

— А что там слушать, милый? Что я могу услышать? Ай лав ю! Вот смысл и цель! Ай лав ю! Вот награда! Ну говори! Что ты сидишь с видом Шерлока Холмса, которого снова провели вокруг пальца мальчишки из неполной средней школы?

— Сегодня утром, когда ты спал, я прогуливался по палубе и видел, как нас догнал вертолет и на «Святую Марию» спустили еще одного пассажира. Эффектное зрелище. Лайнер и вертолет.

— Еще одного пассажира? Это становится интересно. И кто же наш новый пассажир? — Евгений вновь стал серьезным настолько, насколько это было ему доступно.

— Некто Сэм Смит.

— Откуда ты узнал?

— Я своими ушами слышал, как он представился капитану.

— Не находишь, что наш корабль представляет интерес для слишком большого количества людей? Моя интуиция подсказывает, что за всем этим что-то скрывается. Какая-нибудь афера в международном плане.

— Теперь и я начинаю так думать. Поэтому твое увлечение мне не представляется своевременным.

— Ах, не скажи, ничего нельзя загадать. Да и когда любовь была своевременной? Она всегда кому-то или чему-то мешала. Нет, но все же хотелось бы понять, почему они все так рвутся на «Святую Марию»?

— Может быть, ты представишь меня своей пассии?

— Я слишком плохо говорю по-английски, чтобы найти для этого слова.

— This is a friend of mine [4] Это мой друг (англ.). , Женечка.

— Я подумаю над вашим предложением, мистер Альберт.

Живчик и Ленивец в помятых костюмах, так как ночлег их не был ни изысканным, ни уютным (они спали, накрывшись брезентом на дне бассейна, откуда на ночь спускали воду) прошли по знакомому коридору к четыреста первой каюте.

Живчик ощущал во рту отвратительный металлический привкус после вчерашней драки, после почти бессонной ночи, после всей этой кутерьмы, связанной с розысками проклятого Дика Рибейры.

«Я стар. Я устал. Я болен. И чего еще ноет эта жирная свинья?»