Валерий Горбань - Память Крови

— Похоже, что в нашем доме живет парень, которого вы разыскиваете.

— А почему вы так решили?

— Видите ли, у меня есть собака, я с ней постоянно гуляю. Мы, собачники, все во дворе друг друга знаем. Моя Найда…

— Кто?

— Овчарка моя.

— Понял, понял.

— Так вот, Найда всегда с Арамисом играет, мы их даже вязали два раза…

— Арамис, я понимаю, другая собака?

— Да, тоже овчарка, у соседки. А дня четыре назад, я смотрю: с Арамисом какой-то парень. Я думал с ним поболтать, пока собачки гуляют, а он отвернулся и бочком-бочком от меня. Капюшон зачем-то надел, хотя сам в шапочке, а день теплый. Я на другой день соседку спросил, она смеется, что, мол, ревнуешь. Говорит на майские праздники познакомились, а что ей, она женщина одинокая, разведенка.

— А кроме капюшона, что в нем подозрительного?

— Да ничего. Только похож очень на ту фотографию, что показывают. И рост такой, и на щеке — родинка.

Гопа схватился за авторучку. Еще в первый день, раздобыв фотографию Малого, сыщики спорили, пририсовывать ему родинку, неясно видимую на фото, но описанную Ниной, или просто указать в описании примет.

— Как мне Вас найти?

— Да я бы не хотел…

— Хорошо, а адрес соседки?

— Колымская, 14. Средний подъезд, второй этаж, налево. Номер квартиры не помню.

— Найдем, спасибо большое.

— Только вы меня не ищите.

— Да что вас искать: сосед с собакой Найдой…

— Тьфу, черт!

— Не волнуйтесь. Слово офицера, мы вас не потревожим. У нас против него есть все, что нужно.

— Погуляй с Арамисом!

— Да он меня не слушается, еще сбежит.

— Ну сходи, я устала, ноги отваливаются. Отдохну чуть-чуть, зато, что я тебе приготовлю!

«Пошел все-таки. Разворчался. Вот чудик! Из дома не выгонишь. Бывший благоверный так тот хуже Арамиса был. За любой сучкой — хвост трубой. А уж за бутылкой, вообще, — хоть на край света. После развода думала, синяки до конца жизни не сойдут. А этот — ласковый и домашний, как телок. Смешной такой увалень. Иногда три раза позовешь: «Коля, Коля!» — пока повернется да откликнется. И познакомились смешно. На Первомай гуляли с девчонками возле горнолыжки, надумали шашлыки жарить, а на четверых — ни одного мужика. Возились, возились, половину мяса загубили: то сырое, то сгорит. Антонина, та — прикольщица: уткнула руки в боки и как рявкнет на всю округу:

— Водятся в этом долбаном лесу мужики или нет?

И вдруг он подходит. Улыбается так, что Тонька и та с ходу растаяла. И глаза эти! Боже мой, сколько ласки может быть в глазах человеческих!

— Водятся, — говорит, — и даже не сильно дикие.

Ой, а дальше и вспомнить стыдно. Как они завелись все с ходу. Наперебой болтали, дурачились. А потом, когда он ей сказал: «Давай уйдем»… Захотел бы ее прямо там, на веселой мшистой прогалинке, на глазах у подружек — отдалась бы, ни на секунду не задумалась.

Девчонки обиделись сначала. А потом Тонька вроде весело так говорит:

— Ладно, благословляем. Опять же конкуренция убывает.

А у самой глаза больные. У нее муж-то хороший был. Любила она его очень. Погиб в аварии.

Так, ладно, размечталась. Чтобы мужик мужиком был, его кормить надо. Хотя куда его, чертушку, кормить. Уж на что я за этим делом изголодалась и то… Ах ты, Коля-Коленька… — Женщина весело, вслух рассмеялась своим мыслям. — Пора на кухню. Надо телик включить, может, музыкалку передают».

Щелкнула включателем, дождалась, пока старенький «Рекорд» подаст звук:

— За совершение убийства разыскивается Дегтярь Дмитрий Степанович, 1968 года рождения…

Мельком глянула на экран, собралась переключить канал и замерла: с экрана смотрело лицо Николая. Ее Коленьки. «Как же так. Что делать-то?».

Незнакомый мужской голос, явно не дикторский, продолжал:

— Разыскиваемый может скрываться под чужими именами, входя в доверие к женщинам. Очень опасен. Может быть вооружен. Всех, кто располагает сведениями о нем, просят звонить по телефонам…

«Погоди, погоди… сумка. Да, его сумка. Как он вчера метнулся, когда она хотела белье для стирки забрать. Где же она?.. Господи!».

В кармашке сумки лежал паспорт на имя Дегтяря. На дне — обрез.

Малой, встав между сараями во дворе и отвернувшись, будто от майского прохладного ветерка, искоса оглядывал двор. Время было неурочное, для обычных собачников еще рано. Светловато, конечно, зато с дебильными вопросами никто не лезет: «Какой у вас ошейник классный, где купили? Что-то у вас шерсть тусклая, и глаза нехорошие, давно глистов гоняли?».

Хотел одной дуре сказать, что у меня шерсть везде в порядке, а на глисту она сама похожа, да не стал связываться. Скандалы сейчас ни к чему.

«Черт бы ее побрал, эту Зинку. Стоишь тут, как светофор, светишься. Это она его отослала, чтобы сюрприз приготовить. Сейчас нарядится, или жратву какую-нибудь вкусную приготовит. Из кожи вон лезет, чтобы угодить, привязать. Ага, всю жизнь мечтал с тобой прожить. Будто других баб нет. Вон, пожалуйста, идет какая-то мадам. Ух ты, классная телка! Походочка от бедра, и на мордашку — очень даже ничего. — Малой повернулся, дерзким взглядом в упор встретил женщину. Та ничуть не смутилась, стрельнула в ответ игривыми глазками, шагнула чуть шире, чем следовало, мелькнув стройной ножкой в разрезе длинной юбки. Но при этом умудрилась сбавить скорость наполовину, явно ожидая, что он ее остановит, заговорит. — Вот шалава. Жаль, ты мне раньше не попалась, а сейчас лишний контакт — лишняя засветка. Ну все, хватит тут торчать. Пора в хату».

Женщина оглянулась через плечо, проводила Малого капризно-разочарованным взглядом и, гордо вздернув голову, повернула за угол дома. Пройдя несколько шагов, она снова огляделась, на сей раз профессионально, будто невзначай, и вполголоса сказала неизвестно кому:

— Это он. Подозвал собаку, проследовал в подъезд.

Из-под стильной кожаной курточки чуть слышный мужской голос ответил:

— Вас понял, возвращайтесь на базу, объект принят вторым.

В частном «Москвиче», в квартале от этого места сидели и трепались, скрывая за болтовней напряжение, опера «шестерки». Группа захвата ждала в УАЗике на перекрестке, изображая усиленный наряд ГАИ и вызывая понимающе-ироничные взгляды настоящих гаишников. В «Москвиче» ожила рация, и все смолкли на полуслове:

— Первый, я второй.

— Слушаю, второй.

— Проследуйте к месту.

— Вас понял.

Машины подъехали со стороны торца здания, где не было окон. Жорка не торопясь вышел из «Москвича» и, перейдя двор, за сараями, коротко переговорил с каким-то прохожим.

Вернувшись в машину, ухмыльнулся:

— Наш дружок на месте. Свидание назначено, нас ждут, сгорая от любви.

Не хлопая дверцами, опера и бойцы группы захвата быстро высыпались из машин и без единого звука, не задавая вопросов, рассредоточились, скользя вдоль стен. Двое остались у подъезда. Двое — под окнами с обратной стороны: бывали случаи, когда уходивший на прорыв преступник вламывался в чужую квартиру и выпрыгивал из окна там, где его не ждали. Остальные бесшумно, как шарики ртути, вкатились в подъезд.