Вячеслав Науменко - Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне

Из доклада на собрании, посвященном памяти жертв Лиенца, в русском лагере Келлерберг 31 мая 1949 года:

<���…> В 11 часов утра 28 мая было получено распоряжение всем офицерам собраться в канцелярии Казачьего штаба к 13 часам, где им будет объявлено какое-то распоряжение британских властей.

К 13 часам к зданию штаба были поданы грузовики и большой автобус. Прибыл майор Дэвис и через переводчика попросил офицеров занять места в машинах для поездки «на конференцию».

Генерал Соламахин, как начальник казачьего штаба, скомандовал офицерам: «По машинам!» Появившиеся вначале несколько английских солдат с автоматами куда-то исчезли. Офицеры спокойно погрузились. Прибыл больной старик генерал П. Н. Краснов. По знаку майора Дэвиса колонна помчалась по улицам Лиенца на восток, по направлению Обердраубурга.

Семьи провожали своих родных: мужей, отцов и братьев. Томило каким-то страшным предчувствием, сжималось не одно женское сердце…

Майор Дэвис, оставшись в толпе женщин, был ласково любезен и на тревожные вопросы, куда и зачем увезли родных, уверял, что они вернутся, что они поехали в ближайшее село и к 4–5 часам вечера все вернутся, а потому не о чем беспокоиться, а следует возвращаться домой и ждать своих к вечернему чаю.

В томительном ожидании заканчивался день. Казаки, хотя и безоружные, по-прежнему охраняли штаб.

Но вот поползли тревожные слухи и предположения. Спускались сумерки. Многие женщины бросились к Дэвису узнать правду. Он, как и всегда, был любезен и ласков и, глядя в упор в глаза каждой казачке своими слегка насмешливыми глазами, старался их успокоить.

Утром 29 мая майор Дэвис объявил, что офицеры в Лиенц не вернутся, но что они находятся в очень хорошем месте, а где именно — военная тайна (как раз в это время офицеров вывозили из лагеря Шпиталь, где они ночевали, и в тот же день передали большевикам). Посылать им из провизии ничего не надо, так как они сыты, но, если кто хочет послать вещи, он отошлет их с английской машиной.

К вечеру поползли слухи о передаче всех офицеров советам. Майор Дэвис категорически это отрицал, оставаясь по-прежнему ласковым. Но когда скрыть истину было уже невозможно, он со слезами на глазах стал уверять, что сам был обманут своим начальством, что ему очень тяжело быть в роли лжеца перед оставшимися казаками и казачками, которых он уже успел полюбить, но вступать в пререкания он не посмел, так как… его тогда послали бы на японский фронт.

Прошла мучительная бессонная ночь. Мысли и души содрогались от ужаса предательства.

Утром 30 мая майор Дэвис объявил казакам и оставшимся семьям, что

1 июня все казаки и вообще все русские, находящиеся в долине Лиенца, будут отправлены в Советский Союз. Он стал вдруг сух и совсем нелюбезен. В его глазах сверкали огоньки злого торжества и жестокости.

Люди заметались. Обезглавленные казаки не находили выхода из создавшегося положения. Они знали одно — возвращение «домой» равносильно смерти физической или духовной.

И вот в эти минуты страшного смятения какой-то молодой казак-урядник громко объявил себя Войсковым атаманом. С пылом юности и неудержимым стремлением спасти казаков от советского ада он энергично принялся организовывать растерявшихся людей и вливать в них стойкость сопротивления. Им были переданы майору Дэвису кипы петиций от групп, организаций и отдельных казаков и казачек на имя английского короля Георга, епископа Кентерберийского, английского и американского парламентов, на имя короля сербского Петра II, главнокомандующих и маршалов западных союзников. Майор Дэвис петиции эти принимал, но, вероятно, дальше его корзины для ненужных бумаг эти кровью написанные прошения, не пошли. Майор Дэвис ни на йоту не отступал от данного ему приказания.

Казаками было принято решение объявить голодовку. Это решение было воспринято большинством казаков и особенно казачек, как Великий пост перед предстоящими им страданиями. Казачки не давали еды даже своим детям. Привозимые англичанами продукты никто не выгружал, и они сбрасывались с машин на поляну среди лагеря. Но никто не прикасался к продуктам, и только над кучею хлеба и консервных, банок развевался воткнутый казаками черный флаг.

На всех бараках лагеря Пеггец, по дорогам и даже на отдельных палатках казачьего бивака реяли черные флаги, а во многих местах были выставлены плакаты на английском языке: «Лучше смерть здесь, чем отправка в Советский Союз!».

Урядник, взявший на себя роль атамана, объявил майору Дэвису решение казаков: не исполнять приказания и добровольно не идти на погрузку. Люди сбивались в кучи, и даже толпы, шумя весь день, как встревоженный рой пчел. Женщины плакали, дети в страхе жались к юбкам матерей. Казаки с хмурыми лицами возбужденно доказывали друг другу, что насильственной отправки быть не может: «Ведь это демократы!» Но что бы ни было, все же ехать нельзя и лучше умереть!

Поздним, вечером в лагерь прибыл майор Дэвис в сопровождении переводчика и объявил собравшейся толпе, что завтра, 1 июня, в восемь часов утра будут поданы машины и все должны грузиться; грузовики доставят их на железнодорожную станцию, а оттуда поездами их направят в СССР. На заявление атамана, что добровольно никто из казаков не поедет, майор Дэвис посоветовал не сопротивляться, иначе британское командование применит силу. Под крики, проклятия и истерический плач женщин и детей майор Дэвис укатил в город.

Организованное тут же общее собрание казаков вынесло решение: твердо оказывать пассивное сопротивление, избегать инцидентов, могущих принять характер бунта. Всю ночь люди провели перед походной церковью, где беспрерывно шла служба Божия. Многие исповедовались, как перед смертью.

В пять часов утра 1 июня духовенство с Крестным ходом вышло на лагерный плац. Началась литургия и молебствие. Со стороны Обердраубурга подходили с Крестным ходом строевые казаки. Прибыли юнкера Казачьего военного училища. Казаки и юнкера заключили в тесный круг стариков, женщин, детей и инвалидов.

Шла торжественная служба Господу Богу. Пели несколько казачьих хоров. Во время молебна многотысячная толпа, подняв руки кверху, причем некоторые женщины поднимали своих детей, с фанатичной верой в милость Божию молилась за Святую Русь, за свои родные края, готовая исполнить долг верности перед ними и, если нужно, принять смерть. Слова молитвы «Пресвятая Богородица, спаси нас!» — возносились к небу.

В восемь часов утра в лагерь стали вкатываться английские грузовики, покрытые желтыми брезентами. Толпа заколебалась, но служба Божия продолжалась. Хоры пели. По толпе пронеслось: «Молитесь Богу! Не бойтесь! Спасет нас Матерь Божия — силою не возьмут!..»